Гибель «украинской Атлантиды». Наши земляки на берегах Тихого океана: хроника трагедии

Версия для печати

… Те из украинцев Маньчжурии, кто успел вовремя перебраться в другие районы Китая, в начале 1949-го были вместе с остальными украинцами Китая тремя группами эвакуированы на Филиппины. Оттуда они впоследствии выехали в Канаду, Аргентину, США и Австралию. А кто не убежал на юг Китая, тех повели или на расстрел, или в концлагеря «на просторах родины чудесной».

На фото: Владивосток, центр украинского “Зеленого клина”, в начале ХХ столетия. С утверждением сталинского тоталитаризма украинское национальное движение на Дальнем Востоке было беспощадно придушено.  

Окончание Второй мировой войны принесло народам планеты долгожданны мир и покой. Но не всем и не везде. И одним из тех народов, для которых это знаменательное событие совмещало и радость, и трагедию, были украинцы.

Не буду пересказывать всем известные факты «наведения послесталинского порядка» на Западной Украине, принудительных переселений украинцев в Польше, репрессий против украинской интеллигенции. Сегодня речь пойдет о том, как ушла в историческое небытие «украинская Атлантида» в Тихоокеанском регионе, а именно — поселение украинцев в Маньчжурии.

Украинцы появились на берегах Тихого океана еще во второй половине XVII века. Это были по большей части политические ссыльные, которые бежали из московитских тюрем или мест высылки. Таким был один из малоизвестных результатов Переяславского соглашения — «неправильные», с точки зрения Москвы, а затем — Петербурга, украинцы, несмотря на их желание, попадали в отдаленные места, вплоть до Тихого океана. Речь шла о сотнях и тысячах люда, который расселялся на завоеванных царскими воеводами землях, где, несмотря на все трудности, жилось значительно свободнее, чем где-либо в Московском царстве и Российской империи.

А в ХІХ веке здесь появилась уже так называемая трудовая миграция. Речь шла сначала о десятках, потом — в результате вызванного реформами Столыпина массового обнищания крестьянства — о сотнях тысяч люда. Согласно переписи 1926 года, на Дальнем Востоке проживало 315 тысяч этнических украинцев (реально их было заметно больше, поскольку русификация влияла на самоопределение выходцев из Украины еще в царские времена). Так или иначе, на землях так называемого Зеленого Клина часть украинцев составляла около 1/4, а в некоторых местах — свыше 50% населения. В начале 1920 годов там происходило оживление украинской национально-культурной и политической жизни, которое сменилось репрессиями против «украинских буржуазных националистов».

Впрочем, для рассказа о тех временах лучше предоставить слово очевидцу — журналисту ведущей харьковской газеты «Вести» Гнату Завирюхе. Под этим псевдонимом выступал молодой литератор Николай Трублаевский, который позже получил достаточно большую известность как украинский детский писатель Николай Трублаини.

Зимой 1926—1927 года корреспондент «Вестей», которому не исполнилось еще и 20 лет, отправляется в двухмесячное путешествие на советский Дальний Восток. Его корреспонденции «Письма из далекого путешествия» и «Великим Сибирским путем» были не апологетикой успехов большевизма, а весьма критическими очерками, в которых остро поднимались актуальные вопросы об отношении власти к национальным потребностям украинцев Дальнего Востока.

«— Так у нас, видите ли, украинских школ нет.

— А позвольте спросить, почему?

— Учебников соответствующих нет. Когда-то здесь было заложено несколько украинских школ, но из-за отсутствия учебников они закрылись.

— Неужели же нельзя было обратиться к Наркомпросу УССР или уполномоченному в Москве, чтобы помочь вам приобрести украинские учебники?

— Но, знаете, теперь нам пересылают из Харькова книжки. Только они лежат на станции, и мы их не выкупаем. У нас же украинских школ сейчас нет».

Вот такой диалог состоялся у журналиста «Вестей» с начальником отдела образования одного из больших дальневосточных городов. Школ украинских нет, потому что нет учебников, а учебники не используем, потому что нет школ. И если бы это был одиночный факт. Нет, речь шла о целенаправленной политике.

После описанного только что случая Гнат Завирюха попадает на съезд селькоров русскоязычной газеты «Приморский крестьянин» и записывает:

«Изредка в газете появляется фельетон, написанный на украинском языке, а еще реже — заметки. Крестьяне охотно читают эти фельетоны и заметки.

Наблюдал, как женщины-селькоры силились говорить на ломаном русском языке и все время вставляли украинские слова и фразы.

До революции во Владивостоке был украинский киоск. Были такие киоски в Никольске-Уссурийском и в Благовещенске. Спрос на украинскую газету и книжку был большим. В 1917—1919 годы здесь были украинские издательства, выходили газеты на украинском языке.

Со временем, после того, как Меркулов (белогвардейский лидер. — С.Г.) применил репрессии к украинскому культурно-национальному движению, это все исчезло. Несмотря на то, что здесь большое количество украинского населения, местные органы власти с ним не считаются и проводят неправильную национальную политику».

Конечно, журналист Завирюха не мог свободно писать в официальной газете «Вести» обо всем, что видел на Дальнем Востоке, поэтому он возлагает вину за репрессии относительно всего украинского на белогвардейца Меркулова или на местные советские органы власти. Но читатель сам делал выводы.

«Единственная украинская организация, которую я встретил, это Забайкальский рабочий украинский клуб в Чите, да и там из украинской прессы выписывались только американские «Щоденні українські вісті» и журнал «Знання». Если кто-то из членов клуба выписывал еще какую-то украинскую газету, то ее приносил в клуб и здесь вместе читали».

Так описывал Гнат Завирюха свое путешествие на Дальний Восток, где, по его словам, половину населения составляли украинцы. Более того, в путевых очерках он предоставляет слово самим местным жителям.

Вот их голоса, донесенные до нас с почти девяностолетней дистанции:

«Сразу после революции только в Приамурье существовало 88 украинских школ, даже возбуждалось дело об организации высших украинских школ, а не стало ни одной, даже начальной».

«А у нас в Верхнеудинске железнодорожники когда-то основали украинскую школу, а года три назад поступило распоряжение закрыть ее. И вот теперь даже вспоминать об украинской школе нельзя. Говорят, что украинцев нет, а есть хохлы-малороссы. И надо нам только русский язык знать».

«Я, знаете, не ходил на спектакли, как приехал украинский театр, только слышал о них... Знаете, боязно было, чтобы не сказали: украинец, контрреволюционер».

А вдобавок украинцы Зеленого Клина жаловались харьковскому журналисту, что за рубежом, в Маньчжурии, значительно лучше удовлетворяются украинские культурные потребности, что там выходит украиноязычная периодика, есть клубы и школы. Надо сказать, что в те времена граница была достаточно «прозрачная», ведь во время НЭПа частные предприниматели и их работники постоянно пересекали границу между государствами на Дальнем Востоке в обоих направлениях, к тому же Советскому Союзу принадлежала железная дорога, которая проходила по маньчжурской территории и обслуживалась преимущественно местными выходцами из Российской империи. Поэтому информация о жизни «украинской Маньчжурии» вплоть до начала 1930-х свободно доходила до украинцев советского Приамурья и Приморья.

Таким образом, в Тихоокеанском регионе украинцы селились не только в пределах Российской империи. Немало выходцев из Украины поселилось и в Маньчжурии, принадлежавшей до конца первой трети ХХ века Китайскому государству. Украинцы начали прибывать в Маньчжурию в 90-х годах ХІХ века на строительство Восточно-Китайской железные дороги. Так, большая группа украинцев приехала туда со строительства Закаспийской железной дороги в Туркестане. По окончанию работ в 1898 году большинство из них осталось работать на Восточно-Китайской железной дороге, компактно поселившись в Харбине, Мукдене, Дайрене, Кирине и других городах. По разным оценкам, в первой трети ХХ века в Маньчжурии проживало от 30 до 45 тысяч украинцев.

Центром украинской общественной жизни в Маньчжурии стал город Харбин. 7 декабря 1907 года там был основан Украинский клуб, при котором действовали библиотека, театральный кружок во главе с актером Украинцевым, хор под руководством дирижера Машина. Во время Первой мировой войны Клуб организовал сбор средств и пересылку их в Киев и Петербург для помощи потерпевшим от боевых действий украинцам. В 1916 году при Клубе была открыта первая на Дальнем Востоке украинская начальная школа. Впоследствии на пожертвования общины в Харбине был построен Украинский Народный Дом. Там работали школа, гимназия, «Просвіта», кооператив «Згода», музыкальные кружки, действовал православный приход Святой Покровы, издавался еженедельник «Засів».

Украинская революция, которая началась в 1917 году сначала как составляющая всероссийской, а затем как самостоятельное явление, охватила Российскую империю и вышла за ее пределы, в частности и в Маньчжурию. Там образовались общественно-политические украинские структуры. В 1917 году украинские организации Маньчжурии объединились в Окружной Совет (председатель — Мозолевский). Они действовали совместно с новыми украинскими политическими и культурническими организациями Зеленого Клина. Там было сформировано несколько стрелецких сотен, которые в конце 1917 — начале 1918 года выехали в Киев защищать Украинскую Народную Республику. Из Харбина тоже выехала воинская часть, сформированная из украинцев Маньчжурии. Ее командир Петр Твердовский (по другим данным, Твардовский) через год вернулся в Харбин уже как украинский консул. Но перед этим он передал тогдашнему руководству Украинского государства предложения Маньчжурского окружного совета относительно признания принадлежности Зеленого Клина Украине, отозвания из Зеленого Клина всех вооруженных российских частей и замещения их отрядами украинской самообороны, а также относительно назначения украинского старостата на весь край, включая «полосу отчуждения» Маньчжурской железной дороги.

Как уже было сказано, для реализации этой идеи были определенные основания, которые заключались в украинской этнической принадлежности значительной части дальневосточного населения и в украинском национальном возрождении на тех землях. И хотя она не была реализована, во времена существования самостоятельной Дальневосточной республики украинские организации играли там значительную роль. В частности появились даже украинские воинские формирования упомянутой республики, причем с обеих сторон фронта. Более того: большевики вынуждены были попробовали перехватить идею украинизации Зеленого Клина и в первой половине 1920-х там в известной степени развернулась украинская национально-культурная жизнь, разумеется, под руководством партии. Потом началось свертывание — и в 1935 году она была резко свернута — раз и навсегда о потребностях украинского сообщества российская власть на Дальнем Востоке забыла.

Вместе с тем развивалась украинская жизнь в Маньчжурии, где оставалась большая украинская община и куда сначала в 1923 году, а затем в первой половине 1930 годов через границу смогли перейти, спасаясь от большевиков, несколько тысяч украинцев из Советского Союза. Правда, учитывая сближение Китая с Советским Союзом, после 1929 года китайская власть прибегла к притеснениям украинских организаций. Была закрыта украинская гимназия и другие учреждения, конфискованы здание Народного Дома и имущество Украинского Клуба. Но за решетку никого не бросили — украинцы были нужны китайской власти. Поэтому во избежание преследований, к примеру, редакция еженедельника «Українське життя» издавала в Харбине каждое число за подписью японца.

Украинская общественная жизнь в Маньчжурии оживилась в 1931 году с образованием буферного государства Маньчжоу-Го, которое реально контролировала Япония. В Харбине был восстановлен Украинский Народный Дом, действовали Украинское Национальное Общество, Союз Украинских Эмигрантов, «Просвіта», Союз Украинской Молодежи и другие организации. Был основан клуб «Прометей» для организации сотрудничества с эмигрантами из числа других порабощенных большевиками наций. Украинцы издавали еженедельник «Маньчжурський вісник», журнал «Далекий Схід», месячник «Вимоги життя», журнал «Український голос на Далекому Сході» и т.п. С 1934 года в Харбине выходили в эфир передачи украинского радио.

Активную деятельность в 1930-х в Маньчжурии вела Организация украинских националистов. Там были созданы ее ячейки. По некоторым данным, тогда же Харбин тайно посетил председатель ОУН полковник Евгений Коновалец. В случае большой войны между СССР и Японией ОУН считала возможным создание Дальневосточного украинского государства под японским протекторатом, и в случае согласия Токио на это была готова оказать всю возможную помощь в военных действиях против большевиков. Японская реакция на эти предложения неизвестна. Известно только, что ставку японцы делали на российскую «белую» эмиграцию — в составе японской Квантунской армии, расположенной как раз в Маньчжурии, было даже несколько российских подразделений на уровне до батальона. Украинских подразделений там не было, хотя, учитывая численность украинской общины, могла бы идти речь о полке или бригаде.

Такая установка ОУН и большинства украинцев Маньчжурии под историческим углом зрения вполне понятна. После Голодомора, свертывания украинизации, большевистских спецопераций по уничтожению украинской интеллигенции, после «коллективизации» и масштабного террора на Дальнем Востоке украинские независимцы были готовы искать помощи в борьбе против Кремля у кого угодно, хоть у черта. Это было логично. Но это было в высшей степени утопично — надеяться на то, что преодолеть один тоталитарный режим и обеспечить права украинцев охотно возьмется другой режим, тоже весьма далекий от демократии и уважения к правам других народов.

Собственно, так и получилось. Результатом ставки на российскую эмиграцию стали существенные изменения в отношении японцев к маньчжурским украинцам. В июне 1935 года в Харбине был создан координационный центр под названием «Українська Національна Колонія». Он остался единственной легальной украинской организацией после запрещения в 1937 году японской военной властью всех других украинских сообществ. Но все равно ГУЛАГа в Маньчжурии не было. И культурная жизнь продолжалась и дальше, хотя и в жестких рамках. Скажем, выходили в печати украинские переводы японской поэзии, а в 1944 году в Харбине был создан первый украинско-японский словарь на 11 тыс. слов, составителями которого стали Василий Одинец и Анатолий Диброва.

При этом если в составе японских и маньчжурских войск украинских формирований не было, то де-факто существовали украинские формирования в составе Красной армии. Как вспоминал известный диссидент советских времен, генерал (тогда — подполковник) Петр Григоренко, который служил в 1941—1943 годах в штабе Дальневосточного фронта, с июня 1941 по июнь 1942 года с Дальнего Востока на запад были передислоцированы 22 полностью укомплектованные и вооруженные дивизии. Из всех кадровых войск, которые были там расположены, осталась одна дивизия, прикрывавшая «японоопасное» направление в районе города Посьет. А отправленные на Запад полнокровные дивизии командующий Дальневосточным фронтом генерал армии Иосиф Апанасенко на свой страх и риск компенсировал формированием новых соединений из призывников старшего возраста (до 55 лет), из молодежи из «неблагонадежных» семей «изменников родины» (согласно чекистской аббревиатуре, ЧСИР) и выдернутых из ГУЛАГа зеков (подчинить себе НКВД в регионе — это было неслыханным нахальством, и именно его совершил генерал Апанасенко). Оружие для этих формирований делали на месте.

Когда закончились кадровые дальневосточные дивизии, Сталин начал забирать на фронт и «апанасенковцев». К маю 1945 года с Дальнего Востока на Запад были переброшены 34 дивизии (25 стрелковых, пять танковых, три кавалерийские и одна моторизированная), 19 отдельных бригад (четыре стрелковые, одна воздушно-десантная и 15 артиллерийских) и восемь отдельных полков, почти 350 тыс. личного состава. А теперь вопрос: сколько там было украинцев — из числа жителей Зеленого Клина, зеков, ссыльных и членов семей «изменников родины»? Очевидно, что от четверти до половины — в соответствии с этническим составом населения.

Именно эти дивизии, бригады и полки, почему-то называемые в советской историографии «сибирскими», стали решающей силой в битве за Москву в ноябре-декабре 1941 года. Именно они (их вторая волна) сыграли весомую роль под Сталинградом. И еще одна деталь, которую вы должны были заметить: Сталин бросил на произвол судьбы советский Дальний Восток, оставив там одну стрелковую дивизию против миллионной японской Квантунской армии. Генерал Апанасенко взял на себя ответственность за край и его жителей. И погиб во время Курской битвы в 1943 году от какого-то «случайного осколка»…

Ну а в августе 1945-го состоялся удар советских войск по Японии. Советская армия оккупировала северную часть Китая. Следовательно в Маньчжурии были закрыты все украинские общества. Большинство их активистов были арестованы и брошены в тюрьмы, некоторые из них расстреляны, например бывший полковник армии УНР Юрий Рой и профессор Иван Шлендык. Те из украинцев Маньчжурии, кто успел вовремя перебраться в другие районы Китая, в начале 1949-го были вместе с остальными украинцами Китая тремя группами эвакуированы на Филиппины. Оттуда они впоследствии выехали в Канаду, Аргентину, Соединенные Штаты Америки и Австралию. А кто не убежал на юг Китая, тех повели или на расстрел, или в концлагеря «на просторах родины чудесной». Архивы украинских организаций в Харбине руководство Украинской национальной колонии успело сжечь за день-два до отступления японцев; какие-то остатки этих архивов из Маньчжурии, по свидетельству современников, были вывезены в Читу (где с 1922 года ожидают изучения и обнародования архивные украинские материалы из Дальневосточной республики).

В дальнейшем маньчжурское украинство оживало только в воспоминаниях дважды, даже трижды эмигрантов, которые поселились в Австралии и разных частях Америки, в переговорах между собой уцелевших «маньчжурских» узников ГУЛАГа и в потайных разговорах в тех семьях из китайской «глубинки», где до сих пор живут одиночные потомки украинцев Дальнего Востока. Поэтому Вторая мировая война на Тихом океане стала не только триумфом Объединенных Наций над японским империализмом, а еще и катастрофой для большого украинского поселения, имевшего свою историю и традиции. И если о ликвидации «органами» российских поселений в той же Маньчжурии существует хоть какая-то литература, то о судьбе украинцев Тихоокеанского региона — собственно, по обе стороны Амура — такой литературы, хоть мемуарной, хоть исторической, хоть научно-популярной, мало. Разумеется, существует классический, частично автобиографичный роман Ивана Багряного «Тигроловы», главное действие которого разворачивается в 1930-х на Зеленом Клине и из которого можно получить немало информации, но разве этого достаточно?

—

Сергей Грабовский, опубликовано в издании День

В тему:

• «Зеленый клин»: Украина на Дальнем Востоке России
• От Запорожских Вольностей до Новороссии
• Как разогнали Кубанскую раду
• «Украинцы в мире: динамика численности и расселения...»
• Язык по-украински: маринованный с географией, под историческим соусом
• Лемки, депортированные в «новороссию»