Цена кофе. История кофеина и капитализма может оказаться настоящей драмой

Версия для печати

«Какой была бы жизнь без кофе?» — вопрошал король Франции Людовик XV. И тут же добавлял: «А какой она стала из-за него?» Сложно подобрать более подходящие слова, описывающие отношения человека и кофе: это своего рода катехизис нашего времени.

С одной стороны, кофе — чуть ли не единственная вещь по утрам, которую с нетерпением ждет сонный человек — и которая дает ему хотя бы иллюзию подзарядки и нового начала (что есть жизнь без кофе?). С другой — неизменно наступает момент, когда заряд бодрости куда-то ускользает и оставляет нас наедине с мрачной реальностью (какой стала жизнь из-за кофе?). Большинство из нас не представляет свою жизнь без кофе, хотя культура этого напитка в современной истории возникла только пару десятилетий назад.

На эту тему: Как кофе может спасти вашу жизнь

Развитие кофе как культуры можно проследить по творчеству несравненного сценариста и комика Ларри Дэвида и его коллег. В ситкоме «Сайнфелд», созданном Ларри Дэвидом и Джерри Сайнфелдом в 1989 году, кофе был лишь напитком, а точнее — невнятной темной жидкостью, которая вполне могла быть и чаем (кстати, у Пола Райзера есть забавное выступление, в котором он называет чай жалким подобием кофе). Затем появился сериал «Друзья», в котором герои частенько собирались в «Центральной кофейне», но не столько ради самого напитка, который готовился в ужасной кофеварке, сколько ради общения. И вот, уже к 2020 году сюжет целого сезона сериала «Умерь свой энтузиазм» разворачивается вокруг противостояния двух кофеен: Mocha Joe’s и Latte Larry’s, открытой главным героем Ларри в отместку за нанесенное ему оскорбление. В сериале довольно подробно описываются особые сорта кофе, и зритель привыкает к мысли, что на самом деле речь идет о целой культуре с собственной драматичной историей, а не просто о терпимом на вкус напитке с кофеином.

Об этом говорят и цифры: Джонатан Моррис в своей недавно вышедшей книге «Кофе: глобальная история» отмечает, что в 1989 году количество кофеен в США исчислялось сотнями, а к 2013 году — уже десятками тысяч, причем в большинстве случаев речь идет о Starbucks. В 1988 году итальянские предприятия по обжарке кофейных зерен экспортировали 12 миллионов килограммов эспрессо, а в 2015 году этот показатель составил уже 70 миллионов. Неудивительно, что за ростом культуры кофе последовал и бум литературы о нем: он происходил волнами, как и развитие любого нового жанра. Сначала появились заметки поклонников этого напитка — «маленького зернышка, изменившего мир» — о потреблении кофе и рецептах его приготовления. Примечательно, что представители кофейной культуры переняли лексику ценителей вина, особенно в том, что касается региона происхождения. Затем настало время одержимых фанатов, которые отказывались от нормальной жизни ради постижения тайн любимого напитка. За ней, наконец, последовала морализаторская литература, рассказывающая о скрытых аспектах кофейной зависимости.

Самой захватывающей книгой, превращающей историю кофе в приключенческий роман, заслуженно считается «Дьявольская чашка» Стюарта Ли Аллена. Этот труд фактически стоит у истоков создания школы ценителей кофе. С гастрономической страстью Энтони Бурдена и искрометностью С.Дж.Перельмана Аллен описывает свое паломничество по святым кофейным местам, от Турции до Эфиопии, и общается с самыми разными людьми: от смотрителя дома-музея Рембо в Хараре до человека, способного изготовить кофе из обжаренных листьев. В поисках истоков появления кофеен Аллен наполняет свой рассказ деталями, к примеру: «Каждый пытался отговорить меня ехать на ночном поезде из Коньи в Стамбул. Мне сказали, что он идет в два раза дольше, чем автобус (нонсенс), что это небезопасно (бред) и что там настолько жарко, что однажды одежда пассажиров загорелась (а вот это уже правда)». Книга также насыщена интересными антропологическими подробностями:

В культуре Оромо (западная Эфиопия) сходство кофейных зерен с женскими гениталиями породило церемонию с сексуальным подтекстом бун-калле […] После очистки бобов от кожуры их погружают в горячее масло и мешают специальной палкой, называемой даннаба (что означает «пенис»)… Во время помешивания читается молитва, пока зерна с громким хлопком не лопаются от жары. Этот звук сравнивают с криками, которые звучат в момент появления на свет ребенка, или с криком умирающего.

Несмотря на всю причудливость и местами излишнее количество деталей, книга успешно доносит до читателя главную информацию о кофе. Он бывает двух сортов: благородная арабика и более простая в выращивании робуста. Кофе лучше всего чувствует себя в гористой местности и, подобно виноградникам, способен приживаться в неблагоприятной среде каменистых и вулканических почв на склонах гор. Кофе пережил свой расцвет в исламских странах в Средневековье в качестве замены алкоголя, а затем проник из Турции в западные страны, где кофейня стала обителью просвещения, а в далекой Исландии — и вовсе приобрела священное значение. Через всю книгу красной нитью тянется простая идея Аллена: каждый жаждет кофе. И, хотя порой это желание доходит до абсурда, оно само по себе хорошо. Жаждать что-то — значит жить.

Впрочем, повеселились и хватит. Вскоре пришло время коррективной и морализаторской литературы. Книга Августина Сэджвика «Coffeeland: One Man’s Dark Empire and the Making of Our Favorite Drug» рассказывает нам историю, не сильно отличающуюся от повествований о колумбийском кокаине и нарко-терроризме. По мнению автора, кофе — это лишь очередной продукт капитализма, производимый благодаря рабству и впариваемый акулами бизнеса податливому пролетариату. Американцы под давлением маркетинга и псевдонаучной пропаганды увеличивают потребление кофе, в то время как нищие крестьяне на кофейных плантациях Сальвадора умирают от ужасных условий труда. Северная и Центральная Америки стали «кофелэндом», разделившись на крестьянство, производящее наркотик, и потребляющий его пролетариат.

Главная идея подобной литературы проста: культура кофе, способствовавшая европейскому Просвещению, досталась нам ценой эксплуатации человеческого труда. На это, к примеру, указывает Энтони Уайлд в своей книге «Кофе: темная история». Даже почитатель кофе Стюарт Аллен не скрывает: выращивание и сбор кофейных зерен — это тяжкий и неблагодарный труд. В нашем сознании четко разделены охота и земледелие, и если вокруг первого еще витает романтический ореол погони, то в массовом сельском хозяйстве нет ничего хорошего, какой бы ценной ни была его продукция. «Георгики» Вергилия — пропагандистская поэма, восхваляющая сельское хозяйство — показывает, как скромность, аскетизм и рутина безрадостной жизни фермера держат на своих плечах всю цивилизацию. Однако массивная система эксплуатации простирается далеко за пределы сельского хозяйства, о чем подробно рассказывает Сэджвик и упоминает Уайлд. Похожую историю рассказал и Сидни Минц в своей знаковой монографии 1985 года «Сладости и власть». Как сказал шекспировский герцог, «сладость — это источник горя»; «а горе — это источник сладости», — отвечает ему Минц. Сахар, подсластивший жизнь европейцев, отравил жизни людей, занимавшихся его производством.

Труд Сэджвика чрезвычайно подробен и обширен: он повествует о политической истории США, не говоря уже об истории американского завтрака. В основном же внимание автора сконцентрировано на истории Сальвадора, где в начале 20 века под руководством талантливого эмигранта из Великобритании по имени Джеймс Хилл производство кофе начало приобретать промышленные масштабы. Хилл, родившийся в двадцатых годах 19 века в Манчестере, на родине британской индустриальной революции, фактически ввел крепостное право для сальвадорских крестьян. Осознав, что в существовавших тогда экономических реалиях деньги мало что значили для них, Хилл «использовал натуральное вознаграждение, чтобы привлечь людей» к работе на него: «он предлагал дополнительную половину дневного рациона, тортилью или бобы за выполнение заданий. Дополнительные рационы также выдавались на завтрак: это стимулировало работников приходить раньше 6 утра, поскольку ровно в это время заканчивалась выдача еды и начиналась работа». Хилл эксплуатировал труд сальвадорцев с одержимостью Фицкарральдо (главный герой одноименного фильма, одержимый идеей построить оперный театр в родном городе — прим. Newочём). Он не привлекал к работе на плантациях детей, но использовал их в качестве посыльных, обращаясь с ними как с заложниками: их благополучие зависело от хорошей работы их родителей. Пожилые же люди выполняли роль шпионов и должны были сообщать о бездельниках среди крестьян.

На эту тему: Фальсификат в царской России: артели бродяг лепили зерна «кофе» вручную из ячменной муки

Сэджвик признает, что эта программа была не столь всеобъемлющей, как могло показаться. Так как индустрия выращивания кофе развивалась семимильными шагами, крестьяне могли уйти на соседнюю плантацию с лучшими условиями. Но, учитывая склонность капитализма подавлять конкуренцию — правда, известная Джону Кеннету Гэлбрейту и Карлу Марксу, — кофе перешел в ведение олигархии. В итоге под покровительством сложной программы американских инвестиций на кофейных плантациях Сальвадора стали доминировать легендарные «четырнадцать семей». Когда в 1932 году в стране началось крестьянское восстание под предводительством коммуниста Фарабундо Марти, их подавляли тысячами, а лидеров, включая Марти, казнили без суда и следствия. (Группа партизан под именем Марти пятьдесят лет спустя подорвала центральноамериканскую политику Рональда Рейгана).

Оригинальность и масштаб работы Сэджвика заключаются в том, что он последовательно рассматривает динамику отношений между производителем и потребителем — крестьянином из Центральной Америки и пролетарием из Америки Северной — не просто как связь между эксплуатируемыми и эксплуатирующими, а как промышленную созависимость двух классов, оба из которых обслуживаются капитализмом. Целью производства кофе как продукта капитализма, по мнению Сэджвика, было «лишение возможности потребления непродуктивной пищи — образа жизни, который превращался в наличные». Американские рабочие были вынуждены пить кофе, так как крестьяне из Средней Америки были вынуждены его производить. Кофейное лобби покупало научные исследования, призванные продать американским промышленникам идею о том, что кофеин является идеальным средством повышения производительности труда. Один из производителей предлагал кофе бесплатно, потому что, согласно одному из отраслевых рекламных материалов, гарантировал, что рабочие будут оставаться в пиковой форме, сохраняя «утреннюю производительность» весь день. Если вера — опиум для народа, то кофе — это его стимулятор. Сэджвик предполагает, что ищущие прибыли боссы умышленно пристрастили американских рабочих к кофейным напиткам — история, напоминающая о распространении опиоидов наркоиндустрией в те же массы, но уже столетие спустя.

Несомненно, Сэджвик понимает, что реальная история кофеина и экономики капитализма намного сложнее. Известные «рационализаторы» промышленного труда, в том числе Фредерик У. Тейлор, считали, что потребление кофе больше отвлекает, чем заряжает энергией. Тейлор, с его подходом к человеческой физиологии, встал на сторону критиковавших кофе создателей сухого завтрака Джона Харви Келлога и К. У. Поста. Сэджвик предполагает, что тогда производителями кофе велась чересчур навязчивая пропаганда. При этом, как и многие радикальные историки, Сэджвик страстно любит детали — но ему не хватает иронии. В то время обычные люди смотрели рекламу с такой же легкостью, как и академические историки. Никто, услышав, что некий Chock Full o’Nuts — это «кофе, посланный нам небесами», никогда бы не поверил, что это действительно так.

Подход Сэджвика может показаться очень либеральным, но факты свидетельствуют о том, что социалистические модели производства едва ли могли «очеловечить» спрос на сельскохозяйственный труд. Проблема, как выясняется, заключается в порабощении монокультуры планетарного масштаба. Растиражированное сельское хозяйство — вот он, первородный порок современности. Как подчеркивается в истории кофе в изложении Морриса, после победы над США Вьетнам стал одним из главных государств-поставщиков, собирающим огромные урожаи дешевой робусты: сначала для стран-сателлитов СССР в Восточной Европе, а затем и для мирового рынка. Страной-поставщиком, где процветал крестьянский труд и происходила чудовищная деградация экосистем высокогорных кофейных плантаций страны. Чем бы это ни было, речь явно не шла о торжестве капитализма.

Сэджвик, следуя традиции протестной литературы, в большей степени черпает вдохновение в трудах Уильяма Блейка, нежели Маркса: он видит человечество прикованным к беговой дорожке послушания, ведущей к забвению. Его книга наполнена ностальгическими проблесками грез о древней Центральной Америке — раем до Колумба и Хилла, — а где-то на горизонте видится новый порядок, в котором «продовольственный суверенитет» возникает как «прямой упрек устройству современного мира […] тормозя международную кофейную экономику, отрезав главный механизм связи между людьми, которые работают с кофе, и теми, кто его потребляет». Общины в сельских районах Сальвадора оставят в покое, чтобы они наконец занялись «сбором диких фруктов, выращиванием помидоров и ежевики, кукурузы и бобов, разведением цыплят, охотой и рыбалкой, приготовлением пищи с семьей, кормлением детей, общением с соседями, встречами с друзьями, и приемами пищи в любое время, когда им этого захочется».

Более сбалансированный и не столь радикально критический взгляд на кофе предлагает в своей аудиокниге «Кофеин» Майкл Поллан. В отличие от пылкого энтузиазма, которым была пронизана его последняя книга «Как изменить свое мышление», на этот раз он демонстрирует неоднозначное отношение к «волшебным зернам». Признавая благотворное воздействие кофе на продолжительность жизни и его удивительный целебный эффект, Поллан в то же время на собственном примере рассказывает, как борьба с зависимостью от кофе может стать шагом на пути к самопознанию: оказывается, именно кофе заставлял его просыпаться по утрам и садиться за работу. Поллан говорит о кофе как о чудотворном энергетическом наркотике — кокаине для простых трудяг — но, в то время как другие преимущественно воспринимали европейские кофейни как семена Просвещения, он, как и Сэджвик, фокусируется на том, как кофе регламентирует наш распорядок дня. Поллан утверждает, что, несмотря на его пользу, кофе нарушает режим сна. Человек, впавший в зависимость от кофе — будь он принц или нищий — должен решить для себя, может ли сон принести больше пользы, чем разрушающий его кофеин.

Фанатам кофе надеяться особо не на что. Приходится снова обратиться к трудам Стюарта Ли Аллена: хотя они не столь полемичны, в них можно найти рациональное зерно. Это древняя практика получения удовольствия, понимаемая как нечто, что мы бесконечно отвоевываем у боли — или, по словам Святого Августина, у первородного греха. В конечном счете, большинство удовольствий связаны с чьей-то болью — или возможностью, что кому-то придется ее испытать. Секс исторически был опасен для жизни из-за связанных с ним болезней, жестокого обращения, а для женщин — еще и из-за высокого риска рождения ребенка. Целью хорошей жизни должно быть не осуждение удовольствий, а минимизация боли. При некоторых занятиях боль кажется настолько нормальной, что мы уже не можем получать удовольствие: в их числе можно назвать корриду, бокс, фуа-гра и футбол. В остальном же мы верим, что нам удастся продолжить получать удовольствие и облегчить страдания.

На самом деле, усилия по «очеловечиванию» культуры выращивания кофе в Сальвадоре продолжаются, и, хотя, казалось бы, успех в основном достигается на периферии, именно из таких мелочей обычно и рождается победа. Сертификация цепи поставок Rainforest Alliance, сертификация «bird-friendly» и прочие подтверждающие документы — не просто украшение на этикетке, когда речь заходит о защите окружающей среды. Несколько кооперативов в Сальвадоре при поддержке энергичных активистов организации Equal Exchange — пионера честной розничной торговли кофе — сейчас производят хороший кофе в гуманных условиях, а лучшие из них поощряют производство большого зерна пакамары, гибрида, из которого получается уникальный «маслянистый» кофе.

Сама жизнь предполагает вовлеченность в жестокость этого мира — этому нас учит и буддизм, и христианство, а выбор отшельника удалиться от мира соблазнов и достижений, как показывает практика, способствует разрушению гуманистического общества, а не его укреплению. Лучший способ удовлетворить аппетит покупателя и увеличить благосостояние производителя — поднять цены, сделать удовольствие дороже. Но одно дело просить людей платить больше за выращенную говядину или выросший в тени кофе, и совсем другое — сказать, что полученное ими удовольствие на самом деле не удовольствие, а ядовитый продукт коварного заговора. Второе вряд ли будет способствовать проведению социальных реформ.

Кофе был, пожалуй, первым бесхитростным символом интернационализма. В семнадцатом веке население Исландии открыло для себя кофейные бобы и вполне счастливо к ним пристрастилось. Какую бы книгу про кофе вы ни взяли в руки — вне зависимости от ее тона — в ней обязательно будут упоминаться какие-нибудь события из всемирной истории. Чему бы нас ни учил нынешний кризис, ясно одно: самодостаточность никогда не станет панацеей от страданий. Никто из нас не самодостаточен, потому что никто из нас не является в полной мере самим собой — и то, что верно для каждого из нас, верно и для нации. Неважно, считаете ли вы кофе идеальным рекреационным наркотиком, который можно принимать, сидя в стамбульской кальянной или в эфиопском ресторанчике, или видите его как темную историю эксплуатации от сальвадорской плантации до сборочного конвейера в Детройте — вы неумолимо втянуты во всемирную историю. На нашей тесной планете невозможно не поддерживать политику злостных продавцов и их бесконечное соревнование за прибыль. То, что происходит в одном месте, моментально отзывается в другом. Летучая мышь может заразить панголина (ящер из отряда плацентарных млекопитающих — прим. Newочём) в Ухане — и мир никогда не будет прежним.

На эту тему: Самоизоляция: как жить и не сойти с ума

Ни одно кафе не является самостоятельным островом, который может существовать без оглядки на окружающий мир, и ни один латте не может продаваться только «У Ларри». Это урок, который стоит запомнить. 

—

По материалам The New Yorker Автор: Адам Гопник

Переводили: Вера Баскова, Екатерина Егина

Опубликовано в издании  Newочём

На эту тему:

• История глобализации
• Чашка кофе с агентом ФБР решила судьбу Чапман. ФБР обнародовало видеозаписи с камер наблюдения
• Сельское хозяйство Украины: 11 замечательных фактов
• Почему шафран дороже золота? И какие продукты еще по карману не всем?
• Девять простых способов сделать свою жизнь лучше