Станислав Кульчицкий: «Мы выползаем не только из коммунизма, но и из России»

Версия для печати

"Я пишу сейчас о том, что с нами произошло за последнее столетие, с революции 1917-го … Перед нами десятки лет тяжелых испытаний». Известный украинский историк о нашем прошлом, которое предопределяет наше будущее.

 "Все школьные и университетские годы я был ярым империалистом" 

- Пан Станислав, почему Вы изучаете историю, и, в частности, украинскую? Как у Вас это началось? 

- Со школы, где у меня проявился гуманитарный уклон. Я зубрил математику, физику, как и все ученики. А поскольку очень много читал, и художественную литературу также, то фактически не готовил уроки по географии, истории, литературе, весь этот гуманитарный блок. Всегда по этим предметам были у меня отличные оценки, а по алгебре - не очень. Правда, в 8 классе увлекся астрономией и даже телескоп себе смастерил. Но потом понял, что без математики астронома из меня не будет. И уже в девятом классе решил заняться историей. Причем профессионально: не для того, чтобы быть учителем в школе, но и писать такие же книги, которые читал. Я жил в Одессе, и начал готовиться к экзаменам на исторический факультет Одесского университета. Однако на этом факультете, в отличие от других факультетов гуманитарного профиля, была очень большая конкуренция. 

- Но Вы вступили с первого раза? И язык экзаменов был русский? 

- Да, в 1954-м я понимал, что мне нужно конкурировать в конкурсе 20 кандидатур на одно место. Должен был выдержать конкурс вместе с теми людьми, которых мы сейчас называем ветеранами, а тогда, кажется, даже слова такого не было. Это люди, прошедшие войну и решившие получить высшее образование по истории, чтобы потом работать в советском или партийном аппарате. Даже те, кто сдавал экзамен на тройку - зачислялись, а тем более - инвалиды войны. К примеру, у нас на курсе было 8 незрячих, и все годы мы начитывали им вслух. Относительно языка, то да, у нас была русскоязычная школа, и я плохо говорил на украинском. Но в течение девятого и десятого классов перечитал всю украинскую литературу, начиная с Котляревского. Начитал себе автоматическое восприятие языка, ведь надо было писать диктант, и сдавать украинский устно и письменно, писать на русском сочинение, всего 14 экзаменов. Однако, поступил с первого раза.

- Значит, это было сразу после смерти Сталина. Вы были еще подростком, но выбрали историческую дисциплину. Как Вы внутренне чувствовали себя в то время? Возникали ли у Вас хотя бы малейшие сомнения относительно действий советского режима, ведь Вы много читали тогда и о других странах? Чувствовали ли Вы себя комфортно в той среде, в которой жили? 

- Все школьные и университетские годы я был ярым империалистом. Причем империалистом, информированным в истории. Я очень жалел Аляску. После аннексии Крыма в Российской Федерации начали вспоминать Аляску и Форт-Росс в Калифорнии. Я примерно представлял себе чувства россиян, я сам когда-то был таким. 

Отечественная история для меня была историей России. Я глубоко переживал, когда изучал войну Петра с персами. Он завоевал Южное побережье Каспийского моря, таким образом, все это оказывалось в России. Но после неудачи с Прутским походом это завоевание было уничтожено. Серьезным переживанием для меня было, когда я впервые оказался в бывшей имперской столице Ленинграде: это была первая наша экскурс-практика для специализаций по истории СССР и истории Украины, 1957-й год. Я принимал тогда участие в демонстрации после победы над соперниками, устроенную Хрущевым. Видел его вблизи. 

Как я стал изучать историю Украины? У нас было разделение на специализации: первые два курса происходила общая начитка курсов, а с третьего начиналось профилирование специализаций. Я пошел на историю Украины, не зная ее. Знал другое: мне нужно сделать две курсовые работы и дипломную, на третьем-пятом курсах, работая над одной темой, чтобы она основывалась на архивах и была «белым пятном» в науке. Поэтому подошел к заведующему кафедрой истории Украины Самсону Ковбасюку, который дал мне тему "Железнодорожное строительство на юге России". И я написал по этой теме курсовые и дипломную, последнюю - в объеме почти 500 страниц. Объездил все окрестные архивы, Кишинёв, конечно же побывал в Москве, Ленинграде. Главным был Одесский областной архив, где я сидел почти два года. Когда в архиве открылась вакансия младшего научного сотрудника, меня взяли туда, с конца 4-го курса. Проректор, а это был тот же С. Ковбасюк, разрешил свободное посещение лекций. Тогда Хрущев распорядился, чтобы в аспирантуру брали людей только с двухлетним опытом практической работы. Таким образом, заработал этот стаж в 1960 году. 

В тему: Что такое «советский человек» 

- То есть Вы четко планировали делать научную карьеру? И, собственно, уже в Киеве? 

- Да, моя аспирантура была уже в Киеве. Я готовился в аспирантуру Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР. В 1960-м году ему не дали вакансий. А здесь в Одессу, из Киева, из Института экономики АН УССР, приехал Тимофей Деревянкин. Мы разговорились, и он предложил поступать в их институт в отдел истории народного хозяйства и экономической мысли. Когда готовился в аспирантуру, то перечитал практически все монографии по истории 19-20 века и законспектировал их. Потому что конкуренция тоже была очень большая, а я не хотел терять времени. Когда пришел со своим дипломом на 500 страниц, мне даже подсказали, о чем будут спрашивать на экзамене. Так я стал аспирантом в этом отделе и дальше продолжал ту же тему, еще три года. Сделал не фактологическую, а концептуальную работу, исследовал, что означало железнодорожное строительство для макроэкономики. После защиты диссертации - а это был 1963-й, надо было в институте создать проблемную группу по экономическим проблемам химизации народного хозяйства. Меня втянули в эту группу. К счастью, дали отрасль, которая не требовала специальных знаний: лакокрасочную промышленность. Я уже начал изучать химию, а тут Хрущева сбросили. В декабре 1964 года группу расформировали, и я вернулся в свой ​​отдел. С 1965 до 1972 года работал в Институте экономики и занимался темой первой пятилетки.

К 100-летию рождения В. Ленина мы сделали книгу "Осуществление ленинского плана социалистической индустриализации на Украине". Почти треть этой книги я написал. 

В тему: Что такое «соцгород». 12 тезисов о советской индустриализации 

Проблематика индустриализации меня заинтересовала, я хотел ею заниматься, но у меня ухудшились отношения с заведующим отдела, который, собственно, и агитировал меня поехать в Киев. Он видел во мне соперника, как это обычно бывает. Хотя он был старше меня, и я не претендовал на должность, но он так считал. Сначала мы дружили, а потом рассорились. Поэтому я перешел в Институт истории АН УССР, в отдел, где работаю и сейчас. Моя работа началась здесь с 1972 года, с работы над восьмитомном “Історією Української РСР”. С 1977 года я стал заведовать этим отделом. До прошлого года был на этой должности, в течение 38 лет, и только в 2015 году передал отдел своей ученице. Теперь работаю в должности главного научного сотрудника. 

- Что является Вашей семьей? И остаетесь ли Вы единомышленниками с женой? 

- Женился в 1963 году, в 1964 и 1967 годах родились дети. Жена была редактором в “Радянській школі”. Сейчас она вычитывает мои тексты, вылавливает мои руссизмы. Мы единомышленники и с ней, и с детьми. Я это очень ценю, потому что у моих друзей и одноклассников, а они одесситы, часто не так, ссорятся на почве политики.

 «Для понимания того, как состоялся Голодомор, мне понадобилось 20 лет» 

- Вы помните тот момент, ситуацию, когда именно у Вас возникли первые сомнения в отношении советского режима, и в частности, о соответствии формы и содержания в коммунистической идеологии? 

- В своей жизни я пережил три сдвига сознания. В “Біобібліографії”, которая вскоре будет опубликована, учтены все публикации, начиная с первой в университетской газете 1955 года. Зафиксировано все, о чем я писал. Хотя я много от чего сейчас отказался. Я был вполне индоктринированным человеком. Еще в студенческие времена, когда мне был 21 год, я начал работать сотрудником архива. В 1958 году архивная система еще подчинялась МВД (быв. НКВД), следовательно, формально я целый год был чекистом. Мы в архиве обрабатывали десятки фондов так называемой "Транснистрии". Кстати, я был в Одессе все то время, когда ее оккупировали румыны, поэтому прекрасно помню условия оккупации. Не буду рассказывать о событиях оккупации, но важно, что в наш архив попали эти румынские фонды, их надо было обрабатывать. Мы даже выучили немного румынский язык, когда разбирали и описывали румынские архивы. Это до сих пор одно из богатств Одесского архива. Тогда я видел газеты, которые выходили в Одессе, видел в них карикатуры на Сталина, но все это не влияло на сознание. Первый сдвиг сознания произошел в связи с XX-м съездом КПСС. Я не понимал, что произошло, потому что борьба с так называемым "культом личности" была очень осторожной. Мне было интересно, и я начал искать информацию. 

- Но где именно? В архивах? 

- Нет, тогда в больших городах продавали центральные органы коммунистических газет стран народной демократии, как они тогда назывались. И я начал покупать "Трибуна Люду», выучил польский, овладел им буквально за полгода. А поляки гораздо больше печатали фактов о Сталине и репрессиях. И собственно из-за этой газеты начался мой первый сдвиг сознания. Причем больше всего меня поражал вывод XX-го съезда о том, что третья мировая война не является неизбежной. Все мы тогда жили ожиданием войны: корейская война была, поэтому вот-вот холодная война должна была перерасти в настоящую. В конце концов, я вошел в круг шестидесятников.

Вторым, значительно более радикальным сдвигом было время горбачевской перестройки. Время, когда я из коммуниста стал, выражаясь коммунистическим жаргоном, антикоммунистом. 

- Да, и это гораздо интереснее. Потому что Вам уже исполнилось 50 лет, Вы были реализованным в советской системе историком, с уже защищенной докторской диссертацией. В какой-то момент Вас приглашают в "Антиголодовую комиссию", которая должна была опровергнуть выводы комиссии Конгресса США по исследованию голода в Украине, сообщившей миру об украинском Голодоморе 1932-1933 годов. То есть, развенчать клевету "буржуазных националистов" на СССР. И Вы на это согласились? 

 - Да, после в 1983 года украинская диаспора в США добилась создания в Конгрессе комиссии по расследованию украинского голода, который произошел 50 лет назад, на другой стороне земного шара. Комиссию возглавил молодой американский историк Джеймс Мейс. Когда комиссия начала давать первые релизы, которые попадали к нам через советское посольство в Америке, ЦК Компартии Украины серьезно обеспокоился. Надо понимать, что цекисты были советскими людьми в третьем поколении. Первое поколение утверждало коммуносоциализм, или погибало, если сопротивлялось этому утверждению. Второе поколение уже, как правило, не сопротивлялось, а третье (те, кто родился после 1937 года) - это бывшие октябрята, пионеры, комсомольцы, которые не испытывали никаких сомнений в правильности "курса", подобно тому, как мы не чувствуем давления воздуха. 

В тему: Великий Голод, Люди Правды и пропаганда Кремля 

Тогда слово "голод" относительно 1933 года было запрещено произносить. По распоряжению ЦК КПУ была создана "Антиголодовая комиссия" в 1986 году, под руководством академика Арнольда Шлепакова. И мне как члену этой комиссии позволили работать с "Особыми папками", где в отношении 1933 года разрешалось произносить слово "голод", и где отражалась реальная картина голодающего села. 

В тему: Голодомор и Запад 

Я не сразу дошел до сути, не сразу понял механизм Голодомора. Это как пазл. Подобно тому, как археологи находят раздробленный кувшин, а потом годами его восстанавливают, кусок за куском. Я понял механизм Голодомора только в 2005 году, через двадцать лет. Эта карательная акция Сталина была очень тщательно замаскирована, хотя погибли миллионы. 

Исследовал причинно-следственные связи, начиная с "Манифеста Коммунистической партии". Убедился, что коммунизм Маркса был таким же утопическим, как и все предыдущие коммунистические учения, но большевики смогли экспроприировать общество, поставив его в экономическую зависимость от государства, а государство - в рабскую зависимость от кучки вождей. Когда экспроприировали собственность крестьян, наибольшее сопротивление оказывала Украина. Чтобы предупредить социальный взрыв, который стоил бы Сталину должности генсека, он устроил Голодомор. Ведь в его руках была сосредоточена вся власть в стране, он мог совершать любые преступления, не подвергаясь сопротивлению государственного аппарата. Сопротивление было, но беспощадно подавлялось, иллюстрация тому - зловещий 1937-й год. А сопротивление крестьян было подавлено в 1933 году. В те годы возник советский коммуносоциализм как не до конца реализованный вариант коммунизма Маркса. Сталин оставил за крестьянами часть частной собственности (в виде продукции, получаемой с приусадебного участка и трудодней за труд в коллективном хозяйстве), то есть обломки товарно-денежных отношений и рынка, потому что убедился, что полная ликвидация частной собственности у членов общества ведет к экономическому коллапсу. Но почти вся частная собственность сосредоточилась на вершине властной пирамиды. Такой общественно-политический и социально-экономический строй сохранялся вплоть до 1991 года, когда состоялся самораспад комуносоциализма. 

В тему: Голод 1933 года. Часть 4: Агония села 

В тему: Распятые на «черных досках»: как коммунисты организовывали голодную блокаду сел

 - Как Вы отчитывались о результатах своей работы в архиве в 1986-1987 гг. перед партией? Что Вы сказали на этой комиссии?

 - Работа комиссии была парализована, когда появилась книга "Жатва скорби" Роберта Конквеста. Ни разу мы так и не собрались, никого из нас не вызвали в ЦК КПУ. Позже, по собственной инициативе, я написал докладную записку в ЦК КПУ с призывом признать наличие голода в 1933 году. 

Через полгода меня вызвали в ЦК и сказали: можете ее напечатать в “Українському історичному журналі”, но после того, как выступит 1-й секретарь ЦК В. Щербицкий (речь шла о выступлении на торжественном заседании, посвященном 70-летию установления советской власти в Украине, это декабрь 1987 - С.А.). Статья появилась в журнале в марте 1988 года. А в январе этого года докладная записка появилась также в газете для зарубежных украинцев, выходившей на украинском и английском языках. 

- Каков был основной смысл этой публикации?

- Она была очень осторожной, я хотел, чтобы цекисты признали факт голода. Когда эту докладную записку писал, то знал гораздо больше о мехинизмах организации голода. Статью напечатали, мы целым отделом продолжили работать над темой голода. В январе следующего года, в “Літературній Україні”, я изложил свое видение голода в пяти номерах газеты. После этого в издательстве “Знання” вышла моя брошюра, тиражом в 65 000 экземпляров, о голоде в Украине. Это основная тема, которой я занимался, и которая позволила мне путешествовать по миру. За эти годы, с приглашениями выступить на эту тему, я побывал в Германии, Франции, Великобритании, Ирландии, Италии, Австралии, Китае, много раз в Торонто, Нью-Йорке. В Вашингтоне даже получил украинскую "нобелевку" (Премия фонда Антонович - С.А.). 

Изучение Голодомора полностью перевернуло мои тогдашние представления о советском мире. Теперь многие уже знают, что происходило с нами, но знают абстрактно. В Институте истории Украины сейчас выходит книга Татьяны Боряк. Я посоветовал ей пересмотреть все воспоминания о голоде, и извлечь из каждого воспоминания 2-3 строки о том, как у крестьян в январе 1933 года была конфискована пища. Она собрала эти факты в книгу объемом до 800 страниц. Потому что письменных распоряжений о конфискации еды не было, были только устные инструкции власти, как осуществлять голод в Украине. В отличие от общесоюзного голода 1932-1933 гг., который был наиболее ярким проявлением кризиса, вызванного попытками власти реализовать бестоварную и внерыночную экономику, согласно рекомендациям "Манифеста Коммунистической партии", украинский голод был репрессивной акцией, которая состояла из нескольких последовательно осуществляемых элементов. Первый из них и решающий - это конфискация во время зимних хлебозаготовок всего продовольствия длительного хранения, которым крестьяне запасались до нового урожая. Во-вторых, была информационная блокада, которую легко доказать, потому что она продолжалась до 1987 года. В-третьих - блокада физическая, есть документы. И, наконец, заключительный элемент - продовольственная помощь ограбленным крестьянам. Сначала забрали всю еду, потом подождали 5-6 недель, и дали помощь. Кто-то умер, а кто-то выдержал - значит, вот тебе помощь, иди работай в колхоз. Голод - как воспитательное средство! И никто этого не понимает, потому что вот, мол, государство помогало, а документов о конфискации еды нет. Книга Татьяны Боряк в издательстве “Кліо” как раз и является таким документом. 

В тему: Голод 1946-47 годов. Хлеб был, но власть его отбирала 

"Мы выползаем не только из коммунизма, но и из России» 

- Пан Станислав, были ли у Вас внутренние конфликты - или заниматься дальше наукой, и именно так, как Вы ею занимались? Может, не только со стороны партии, но со стороны самой жизни? 

- Есть такое впечатление, что власть заказывает, а историк обосновывает [1]. Но советская власть в третьем поколении была в определенной степени беспомощной, не зная своей истории. Мы, историки, помогали власти и самим себе осмыслить прошлое. Ведь его нельзя было осмыслить по цензурированным публикациям. А между поколениями существовал барьер, и взрослые не могли рассказать детям о реальной жизни, ведь ребенок мог проговориться, а вокруг были сексоты - миллионы "секретных сотрудников" ГПУ - НКВД - МВД - КГБ. 

Кстати, в Западной Украине было иначе, там боролась УПА, и почти каждая семья была как-то связана с этим движением. И поэтому антикоммунистическая советская власть, во главе с В. Чорновила, появилась именно там. А здесь были только так называемые суверен-коммунисты во главе с Л. Кравчуком. Они не хотели быть под Россией, но оставляли з собой все советское, ибо другого не имели. 

В тему: В тему: «Третий советский голод» в Украине 

- Ваш третий переворот сознания состоялся в 2013-2014 годах… 

- Да, он начался в 2013 году, я был как раз в Париже. Когда разогнали студентов, мы вышли всей украинской общиной в центр Парижа. После моего возвращения в Киев я начал смотреть на нашу историю другими глазами. Надо отделять украинцев от русских, надо признать, что русские, несмотря на высокую культуру, - империалисты. Они не мыслят себя вне Киева, поскольку веками их воспитывали на нашей, экспроприированной у нас, истории. Они могут без Польши, без Прибалтики, а без Украины - не могут жить. В своей новой книге, которую завершаю, я убеждаю своих читателей, что перед нами десятки лет тяжелых испытаний. Потому что пока существует Россия, Украина будет тяжело. А она, видимо, существовать будет, хотя трудно что-то прогнозировать. Имперскость противоречит мировым тенденциям развития, а Россия делает третью попытку остаться империей. 

- О чем эта Ваша новая работа? 

- В книге об успехах и провалах десоветизации Украины за 25 лет независимого существования много внимания уделено функционированию вновь возникшего общества, которого в СССР не было. Меня интересует именно общество, а также то, как оно становится европейским. 

Это книга о том, как мы выползали из комуносоциализма, и только я теперь четко понял, что мы выползаем не только из коммунизма, но и из России. Коммунизм Маркса, повторяю, это не марксизм-ленинизм. Ленин взял из марксизма только одну идею - ликвидацию частной собственности. Его идея, самого Ленина - как построить государство. И он его построил. С одной стороны, это было государство демократическое, общенародное, оно черпало свои кадры из народа. Но при этом народ был лишен каких-либо прав. 

Вся экономическая и политическая власть сосредоточивалась в политбюро ЦК КПСС. Оно пронизывало народную толщу тремя вертикалями - советской, партийной и чекистской. Такую власть нельзя было уничтожить, она пала сама собой, когда иссяк ее ресурс. В построении власти Ленин опирался не на марксизм, а на нечаевщину, на сугубо российские реалии. Поэтому я пишу не о декоммунизации, а о десоветизации. Ведь российский коммуносоциализм возник в образе советов, советской власти, которая была фактически не советской, а компартийной. Это понимание того, что с нами случилось за эти сто лет, с 1917 года. Российский коммуносоциализм, который теперь остался в первозданном виде только в Северной Корее, страшен тем, что общество полностью сливается с государством и сознание людей деформируется. Эта деформация абсолютизируется при коммуносоциализме, но оно происходит с библейских времен. Всегда есть две категории людей: те, кому нужна рыболовная сеть, и те, кому нужна только рыба. Мир евроатлантический, и в религиозном, и в любом ином измерении - это люди с сеткой. Мир азиатский, хотя его не надо абсолютизировать по территориальному признаку, это люди, которые ждут рыбу от государства, общества, главы семьи. К сожалению, этот мир количественно растет, потому что женщина в нем только прибор для рождения нового поколения, тогда как в евроатлантическом мире она свободна и сама планирует семью. Опасность коммуносоциализма не столько в репрессиях, которыми сопровождалось его силовое насаждение, сколько в патернализме. 

В России масса людей осталась "совками". Половина нашего населения недалеко ушла от этого, поэтому нам так трудно. Но есть Западная Украина, которая прожила в условиях коммуносоциализма только два поколения. За последние 25 лет она тянула нас в Европу, а Донбасс - в Россию. Чем закончилось это противостояние? Общенациональной трагедией …

 - Когда должна выйти эта книга?

 - Она должна была уже выйти, но я хотел включить 2016-й год, потому что сейчас идут стремительные изменения. В этой книге последний раздел посвящен процессам, происходящим после Революции достоинства. Издательство "Темпора" опубликует ее в октябре-ноябре 2016 года. 

Беседовала Светлана Одинец

 В публикации использованы фотографии из личного архива С. Кульчицкого, а также заимствованные из открытых источников. 

Станислав Кульчицкий - историк, доктор исторических наук, главный научный сотрудник, заведующий отделом истории Украины 20-30-х гг. ХХ в. Института истории Украины НAН Украины. Выпускник исторического факультета Одесского университета имени Ильи Мечникова; учился в аспирантуре Института экономики АН УССР. Кандидат экономических наук (1963), доктор исторических наук (1978), профессор (1986), заслуженный деятель науки и техники Украины (1996), лауреат Государственной премии Украины в области науки и техники (2001). Работает в институтах НАН Украины с 1960 года. Исследует историю Украины второй половины XIX и ХХ веков, в частности вопрос "военного коммунизма", новой экономической политики, историю голода 1921-1923 годов в УССР, Голодомора 1932-1933 годов в УССР, голода 1946-1947 годов в УССР. Автор и редактор более полутора тысяч научных работ, в том числе около 60 монографий, учебников и справочников. Подготовил 28 кандидатов и 16 докторов наук. Одна из самых известных книг - трехтомный труд "Червоний виклик. Історія комунізму в Україні від його народження до загибелі” (Київ: Темпора, 2013), признана “Книгою року – 2014”. Живет и работает в Киеве.

 [1] Станислав Кульчицкий подробно описывает этот процесс в тексте “Історик і влада”, который появится в свет в альманахе по теории и истории исторической науки "Эйдос" в 2016 году.

 Источник: Україна модерна

 Перевод: Аргумент

 В тему:

• Рафаэль Лемкин: Советский геноцид в Украине
• Как Голодомор развалил СССР
• Россия боится финансовой ответственности за Голодомор - историк
• Историк Владимир Кравцов: «Русским еще надлежит осознать свое настоящее происхождение»
• История «расстрелянного возрождения» для тех, кто не понимает декоммунизации