Позывной «Прокурор». Максим Грищук: долгая дорога от ДАПа до САПа

Версия для печати

«Они выдержали — не выдержал бетон». Так говорят о «киборгах» — бойцах, сражавшихся за Донецкий аэропорт. Те бои осенью 2014-го-зимой 2015-го называют самыми ожесточенными в российско-украинской войне. Оборона ДАПа продолжалась 244 дня.

За время боев, по данным ВСУ, погибли 109 украинских защитников отмечает hromadske

… Его спасал туман. Собственно, из-за плохой видимости он и пошел в разведку к месту, где два дня назад сдетонировал МТ-ЛБ. Когда бабахнуло в первый раз, успел увидеть обгоревшие тела украинских военных и разбросанные снаряды.

Максим сориентировался мгновенно — надо добраться до укрытия, которое было в двухстах метрах от него. Начал считать: от одного выстрела до другого было ровно шесть секунд. Из этого предположил, что стреляли из боевой машины пехоты.

Сразу после очередного «бабаха» выбежал из-за уничтоженного тягача. Дальше — считал. На «шесть» запрыгивал в яму: к тому времени плацдарм Донецкого аэропорта уже был усеян большими воронками. В них пережидал выстрел, и в течение пяти секунд делал очередной рывок — в следующую яму. Кто знает, сколько раз пришлось так от одного до шести считать. Когда же добрался до укрытия, мозг считать отказался: в голове вихрем пролетали одни матерные слова. «Бег с препятствиями», в котором главный приз — собственная жизнь, закончился его победой. Было 21 января 2015 года.

На эту тему: Летний рейд по Донбассу. Воспоминания добровольца

* * *

На проходной Специализированной антикоррупционной прокуратуры два охранника. Они тщательно осматривают наши с фотографом сумки. Просят документы и записывают данные. Пропускают минут через десять. Нам — на второй этаж, к киборгу и исполняющему обязанности руководителя САП Максима Грищука.

Его кабинет мало отличается от других чиновничьих кабинетов. Над рабочим столом — тризуб. У стола — флаг. Стол завален документами. Телефонные аппараты спецсвязи. Разве что с портрета, прикрепленного на стене рядом с картой Украины, смотрят грустные глаза женщины.

Исполняющий обязанности руководителя САП Максим Грищук в своем кабинете. Фото: Александр Хоменко / hromadske

«Некоторые спрашивают: это ваша мама? Это мама погибшего в АТО. Такой проект делало “Зеркало недели”. Они всем депутатам и чиновникам разослали портреты матерей. И вот я повесил его в августе 2019-го, и с тех пор он здесь. Еще в двух кабинетах видел такие», — объясняет Грищук. И рассказывает свою историю о том, как прокурор стал киборгом.

На войну попросился сам

1 марта 2014 года на пороге одного из львовских военкоматов стоял молодой человек. Среднего роста и среднего телосложения. У него были жена и маленькая дочь и не было военного опыта. Но он пришел проситься на войну. Тогда Максим Грищук написал заявление: в списках желающих оказался пятым. И пошел домой. В Крыму 1 марта уже были «зеленые человечки», но на материковой части Украины лишь немногие готовились к войне.

В июне он снова пришел в военкомат. Выяснилось, что его заявление потеряли. Написал еще одно. И только с третьей попытки получил повестку.

Из прокуроров — в десантники

Автобус, заполненный мужчинами всех возрастов, вез Грищука из Львова на Яворовский полигон. Было по-августовски жарко. Мало кто понимал, что этот зной по сравнению с тем, что их ждет — цветочки. Каждый выдвигал свои версии и прогнозы: добьем врага и через месяц вернемся домой. Кто-то «давал» войне 45 дней.

«25 человек едут в автобусе. 24 — в 24-ю бригаду, один я — в 80-ю. Пьяные ребята радуются, что едут на войну. Большинство из них прошли срочную службу, а я не служил», — вспоминает Максим Грищук.

До своего тридцатилетия житель Тернополя Грищук окончил в родном городе юридический институт и работал во Львовской прокуратуре. А еще имел «пластунскую» юность и туристическое хобби. Они дали ему нужные на войне навыки: он разбирался в военных картах, хорошо ориентировался на местности и прыгал с парашютом. Поэтому его и направили в 80-ю десантную отдельно-штурмовую бригаду.

Максим Грищук во время участия в войне на Донбассе. Фото: предоставлено hromadske

«Военная прокуратура их нагибала»

— Где работаешь? — спросил Грищука офицер на Яворовском полигоне.

— Прокурором в прокуратуре, — ответил тот.

— Что, серьезно?

— Ну, да.

— О! Ваш брат нам сала за шкуру залил!

«Я так понял, что военная прокуратура их нагибала, — говорит сегодня Максим. — Подумал: то-то я сейчас в “хорошие” руки попаду. Дальше сказали: хорошо, что образование высшее, пойдешь по номеру расчета. А мне, что номер, что расчет, не понимаю, о чем.

Пулеметчик — знаю, стрелок — знаю, гранатометчик — знаю. А вот что такое номер расчета — нет».

Грищука сразу же окрестили «Прокурором». А «номер расчета» потом перевели на обычный язык. Оказалось, что это стрелок-помощник гранатометчика. Грищука поставили учиться воевать на АГС — автоматическом гранатомете. Несколько недель его третий батальон тренировался и это называли «боевым слаживанием подразделения».

Гибель друга

19 октября, еще в «учебке», он услышал по радио о гибели своего друга и земляка Виктора Гурняка. Случилось так, что Грищук рвался на войну на Донбасс, а она догнала его за сотни километров оттуда на безопасном Яворовском полигоне во Львовской области.

«Я не поверил, что он погиб. Позвонил знакомым. Но... Потом был на похоронах на Лычаковском кладбище. Это было гнетущее чувство».

Военный класс английского языка

В ноябре третий взвод 80-й десантной отдельно-штурмовой бригады, в которой служил Грищук, отправили в АТО — в Константиновку Донецкой области.

Максим и сегодня вспоминает местную школу номер семь. Зеленые облупленные стены — от старости или от войны. И класс английского языка, где больше нет учеников. Там спят 25 десантников.

«В декабре пришла команда, что нас отправляют на ротацию в Донецкий аэропорт. Мне сказали: ты разбираешься в картах, скорее всего будешь корректировать артиллерию. Я понятия не имел, как это делать.

Когда мы слушали по радио «сепарские перехваты», то завидовали. У них там четко кадровый офицер наводил гаубицу — метеоданные такие, температура такая, температура заряда — такая, скорость ветра такая, угол поворота такой. А ты сидишь и вспоминаешь, как наша “минометка” стреляет. Дал координаты, а мина упала в километре от них, даже не видим, где. У них не было, как они говорили “шахтеров”, там все были хорошо обучены российские офицеры», — рассказывает Максим.

Фото: предоставлено hromadske

«А это не человек в пакете, который я только что грузил?»

23 декабря рота Грищука вошла в Донецкий аэропорт. Сам он пока оставался на посту в Авдеевке: военные в ДАПе проходили ротацию каждые четыре дня.

«Первого января погиб Любчик Подфедько. Был обстрел из гранатомета. Любчика ты знаешь — он из первого взвода, ты — из третьего, ну как знаешь — визуально. 

Но идет информация по рации, что Любчик — 200-й. Через мой блокпост в Авдеевке идет эвакуация. Надо тело перегрузить из одного транспорта в другой. И это тяжелый психологический момент — Любчика в пакете привезли, а ты должен его перегрузить». 

В тот вечер Максим домой вернулся очень подавленным. Жили они в обычной авдеевской девятиэтажке. В квартирах, еще недавно кому-то принадлежавших. Отсюда даже не все мирные жители уехали. Он поднимался на свой седьмой этаж и приглушал ненависть, когда проходил мимо дверей с надписью «здесь живут люди». Так жители отмечали квартиры, в которых еще жили.

«А ты идешь, читаешь и думаешь: “Бляха, а это не человек в пакете, который я только что грузил? Тупая агрессия была. Эти люди не стреляли напрямую, конечно, но явно были причастны к тому, что война началась... Первый раз сложно пережить смерть. Потом человек становится безразличным. Инстинкт самосохранения не работает. Потому что если ты будешь плакать по каждому, то потеряешь бдительность и станешь очередным двухсотым».

ДАП: кровь, трехсотые, трупы

7 января украинцы колядовали. В Тернополе семья Грищуков тоже праздновала Рождество. Но оно было тревожным: Максим заехал в обстрелянный и разбитый Донецкий аэропорт. Под формой у него были крестик и маленькая иконка от жены. Его направили на радиолокационную станцию. До диспетчерской башни отсюда было метров 900. До нового терминала — 1400. В ДАПе Грищук отвоевал 17 дней без ротаций и перерывов.

«В 20-х числах по несколько человек погибало каждый день. Кровь, трехсотые, трупы. Сантименты притупляются со временем. Даже когда видишь пять трупов в машине. И чувствуешь сладкий запах жареного человеческого мяса. Такое не забывается никогда».

Не забывается и первый обстрел. Максим говорит, что сначала ураганом пролетают разные ощущения: боишься и начинаешь себя жалеть, а потом теряешь всякое жалость.

«Тумблер включается — а чего ты себя жалеешь, у тебя есть автомат, чего ты сидишь? Включается инстинкт выживания. Они в тебя стреляют, ты в них. Через несколько дней был такой же обстрел — шла сепарская дргшная группа. Под забор аэропорта шли и стреляли, чтобы я им не мешал ходить. Я был на наблюдательном пункте, они видят меня. Пункт, соответственно, один, а территория большая. Им легче спрятаться, чем мне, потому что они знают, что я там сижу. Они там постреливали. И вот когда во второй раз пришли, так смешно стало — чего я тогда испугался. Это все навыки».

Радиолокационная башня Донецкого аэропорта. Фото: надане hromadske

Мина как влупит, или Родился в рубашке

В последние дни, перед тем как украинские военные покинули ДАП, на радиолокационную станцию ​​заехали воины 79 бригады. Они должны были заменить добровольцев из правого сектора и ОУН. Из 80-й здесь остался только один Грищук. Он провел здесь без перерыва 14 дней. Был старшим, хорошо знал местность и угрозы. Вместе с «новенькими» вышел из укрытия на условно безопасную территорию, которая не простреливалась. Без бронежилета. Ходил и показывал опасные направления, откуда могут стрелять.

«Я рассказываю ребятам-офицерам. И тут мина как влупит! Хлопок такой, и фонтан из замерзшего болота. Мы там, где стояли, сразу попадали. Повезло. У нас перед этим ребята копали там блиндаж, и тоже мина упала — и их посекло. Было два 300-х. Один тяжелый. Один средний. Мы проводили эвакуацию».

Ни Грищука, ни других не задело. Не было даже царапины.

«Мне повезло, — Максим трижды стучит по столу. — Из аэропорта вышел только с бронхитом. Ты там постоянно мерзнешь. Спишь грязный, одетый и обутый, с автоматом на шее. Организму было сложно. Я когда приехал уже в пункт постоянной дислокации, две недели кашлял как собака, пока антибиотики не начали колоть».

Напоминания про оборону Донецкого аэропорта в рабочем кабинете Грищука. Фото: Александр Хоменко / hromadske

Во сне убивал врагов

В рабочем кабинете Грищука множество напоминаний про ДАП. На стене картина — диспетчерская башня Донецкого аэропорта, которая стала символом несокрушимости украинских военных. И еще одна — каменный мужчина стоит на горе с камнями. В его телефоне сотни фотографий из тех времен. А на рабочем месте — снимок с женой и дочерьми, младшая родилась, когда отец был на войне. С фронта Максим Грищук вернулся осенью 2015 года. Сразу приступил к работе и избегал свободного времени. Но первые полгода во сне продолжал «убивать» врагов и просыпался с воображаемым автоматом в руках. Сейчас, говорит, спит спокойно.

«С войны не возвращаются. Это только физическое возвращение, а психологически нет. Сейчас на все парады хожу, какие есть. В шкафу висит форма».

Теперь Грищук — снова прокурор по профессии, а не по позывному, как было на фронте. Он главный в Специализированной антикоррупционной прокуратуре. Здесь у него другая война и другие вызовы.

Исполняющий обязанности руководителя САП Максим Грищук в своем кабинете. Фото: Александр Хоменко / hromadske

«Здесь намного труднее. Более многовекторные угрозы и атаки. Почему говорят, что на войну всех тянет? Потому что там все просто — тут свои, там не свои. А здесь не знаешь, с какой стороны будет удар, вечно на страже, вечно в круговой обороне».

Но настоящая война научила его бороться. В конце концов, на какой бы должности ни работал в будущем, он навсегда останется киборгом «Прокурором». 

«Каждый, кто там был, поддерживал эту легенду про киборгов, потому что в тебя же народ верит, и ты не можешь просто взять и уйти, как домой с работы».

«Мы потеряли 106 бойцов, они — под тысячу»

20 января, как и каждый год, он снова встретится с живыми киборгами. И они поедут к погибшим. На кладбище не будут спорить о количестве дней обороны ДАПа и кто из них больше его защищал. Просто вспомнят. И помолятся о здоровье одних и об упокоении других.

На эту тему: Воины добра. Волонтер-парамедик Юрий Бондарь «Шаман»

«Не нужно спорить, сколько дней обороняли ДАП — 242 или 244 или 245. Еще 29 января были бои за эти позиции. Здесь другое важно: маленький кусок территории оказывал такое сопротивление. Мы потеряли 106 бойцов, они под тысячу. Поэтому они не смогли дойти до Киева, как планировали, за три дня», — заключает киборг Грищук.

Максим Грищук показывает карту Украины в своем кабинете. Фото: Александр Хоменко / hromadske

В его кабинете на всю стену — большая карта Украины. Красным маркером на ней Максим провел линию, по которой оккупирован Донбасс. Как напоминание, что война не закончилась, и свою территорию Украина еще должна отвоевать. А рядом с картой — портрет Валентины Петровны, мамы погибшего в АТО Тараса Ковальского. Чтобы помнить цену свободы и каждого сантиметра нашей земли.

—

Кристина Коцира, опубликовано в издании  hromadske

На эту тему:

• Офицер 79-й бригады «киборг» с позывным «Маршал» о войне, людях и о отношении к России
• Комбат Руслан Марышев: В армии нет должности "классный парень". Ты или военный, или …
• История борьбы за жизнь бойца Валерия Сергиенко
• Войной на брата. За что воюет беларусский доброволец в Донбассе
• Польский доброволец: «Я верю в Украину. Но многие уже разуверились»