Лики палачей

Версия для печати

Лики энкавэдистов на стенде — словно напоминание о том, что за зло всегда приходит расплата, а за убийство тысяч невинных людей, так тем более... Лики сталинских палачей.

«Сталинская Голгофа» — так называется выставка копий архивных документов времен «Великого террора». В Днепропетровской ОГА с 13 по 19 мая на стендах представили фотографии дел против репрессированных жителей области: интеллигенции, селян и рабочих. Часть экспозиции посвятили Ефиму Кривцу и Петру Коркину. Они руководили НКВД в нашей области и отправили тысячи человек на муки и смерть. Награда за верную службу тоталитарному режиму не заставила себя долго ждать: уже в 1940-­м Кравец и Коркин получили смертные приговоры и ярлыки «враг народа». А ведь еще каких-­то 2­3 года назад, они это «добро» раздавали так щедро другим.

В тему: Как убивала «красная» Россия. Процедура смертной казни в 1920–1930-х годах. Часть 1

Тотальные репрессии

«Великий террор» в СССР датируется 1937-­38 гг. В это время аресты, задержания, пытки и, в конце концов, расстрелы достигли своего пика в сталинский период. Руководитель народного комиссариата внутренних дел Николай Ежов чуть ли ни раздавал плановые задания по уничтожению «врагов народа». Несчастные задержанные после физических издевательств и психологического давления согласны были признаться в чем угодно, лишь бы их оставили хоть на время в покое. Смертные приговоры штамповались без суда и следствия. Не успев их вынести, энкавэдисты тут же приводили их в исполнение.

Расстрелы грозили самым разным обитателям советской тюрьмы народов. Жертвами НКВД становились не только петлюровцы, махновцы, белогвардейцы и троцкисты. В братских могилах нашли вечный покой представители национальных меньшинств, колхозники и рабочие.

Виктор Ченцов — доктор исторических наук и профессор, бывший сотрудник СБУ. Он автор множества научных исследований по сталинским репрессиям, работал с архивами Украины и России. Виктор Ченцов рассказал корреспонденту газеты «Лица» о причинах террора.

— В 30­х гг. репрессии касались абсолютно всех категорий населения. Если брать в процентном соотношении, реальные оппоненты советской власти находились в меньшинстве. Местные энкавэдисты пытались показать свою значимость в спецслужбах. Большинство дел фальсифицировалось. Людей просто приписывали к определенным организациям. В общем, советская власть хотела держать народ под контролем, — говорит историк.

Через несколько лет, организаторов «Великого террора» ждала расплата. 10 апреля 1939 г. арестовали уже экс­наркома внутренних дел Николая Ежова. Красному палачу выдвинули ряд обвинений: руководство заговорщицкой организацией в вооруженных силах и органах НКВД, подготовка восстания против Советского Союза и терактов против руководства партии, шпионаж в пользу иностранной разведки и даже... гомосексуализм. Вердикт был ясен как Божий день — расстрел. Приговор исполнили 4 февраля 1940 г. Последними словами палача были: «Да здравствует товарищ Сталин!».

Пленум Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии большевиков принял решение, которое осудило массовые расстрелы, инициируемые НКВД. Вслед за Ежовым на тот свет отправили 22.000 энкавэдистов разных уровней.

По словам профессора Виктора Ченцова, сотрудникам спецслужб доставалось «на орехи» еще в 20­хг г. И тогда, и в 30­х годах некоторые из них получили статус «предатель». Это произошло из­за смены элит в партийной верхушке.

— Поменялась расстановка сил в верхних эшелонах власти. Те, кто пришел на высокие должности, пытались укрепиться, расставляя в регионах своих людей. Но для этого нужно было убрать их предшественников.

Что касается сотрудников спецслужб, которые были репрессированы, сказать, что среди них существовала оппозиция режиму, я не могу. Я пересмотрел десятки тысяч документов. Действительно, были несогласные с некоторыми направлениями работы режима и ведомств, но чтобы это имело политическую окраску — однозначно нет.

«Врагами народа» становились не только рядовые энкавэдисты, но и награжденные многочисленными орденами герои гражданской войны. Один из них — Федор Рогалев. Он участвовал в штурме Зимнего дворца, командовал 7­-й стрелковой дивизией в польско­большевицкой войне 1919­-21г г.

В 1937 г. в Днепропетровске его обвинили в участии в фашистском заговоре по так называемому «делу военных», а затем расстреляли.

В тему: Как убивала «красная» Россия. Процедура смертной казни в 1920–1930-х годах. Часть 2

— По свидетельствам очевидцев, Рогалеву поломали руки и ноги, но он все равно не подписал документ о том, что является фашистским шпионом, — рассказывает Виктор Ченцов. — Поэтому решили перейти к методам психологического давления. Только когда с Федора Рогалева сорвали советские награды и повесили на их место фашистские регалии, он сознался в том, чего не делал и, таким образом, завизировал себе смертный приговор. Думаю, его все равно расстреляли бы. Человек не понимал, как общество, которому он служил, сделало из него преступника. То же самое я могу сказать и о Кривце и Коркине, — констатировал историк.

Правда, были люди, которым удавалось обмануть репрессивную систему. Один из таких редких счастливцев — лидер хасидского движения, рабе Менахем­Мендл Шнеерсон. Не так давно, в Днепре в честь него переименовали улицу Минина. Виктор Ченцов посвятил ему несколько своих исследований.

— Это был замечательный человек. Его арестовали и хотели провести масштабное дело против еврейских клерикалов. Он очень грамотно отвечал на вопросы следователей и на допросе называл только тех лиц, которые либо умерли, либо эмигрировали. Таким образом, Шнеерсон не дал возможности энкавэдистам увеличить количество жертв режима. Потом его отправили в ссылку в Казахстан, — рассказал профессор Ченцов.

***

Вернемся к Кривцу и Коркину. Их обвинили в участии в деятельности той самой заговорщицкой организации, которую возглавлял Ежов, и в подготовке антисоветского переворота. Обоих расстреляли в 1940 г. Пуля одинакова для всех, независимо от твоих прошлых заслуг перед тоталитарным режимом.

Из дела Кривца

Кривец Ефим Хомич (1897­1940 гг.) деятель ГУП НКВД СССР, старший майор государственной безопасности. Уроженец Варшавы, по национальности белорус. В 1936 г. работал начальником управления НКВД по Черниговской области, а в 1937 г. — по Днепропетровской. В 1938 г. Кривца перевели на аналогичную должность в Орджоникидзевский край (сейчас это Ставропольский край, Россия — ред.). За свою деятельность награжден в 1927 г. орденом Красного знамени, в 1927 г. — знаком «Почетный работник ВЧК — ГПУ» и в 1937 г. — орденом Ленина. Но даже партийные награды не смогли уберечь его от ареста. Это случилось 23 января 1939 г. Почти через год, 25 января 1940 г., военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Кривца к расстрелу. Приговор привели в исполнение уже на следующий день — 26 января.

На допросе 22 мая Ефим Кривец рассказал, какими методами сотрудники НКВД добивались признаний от задержанных.

«Практическая и вражеская работа в Днепропетровской области выражалась в том, что и в обл­управлении и в периферийных органах допускались и широко применялись посредством применения побоев фальсификации следственных материалов. В результате получился большой процент сознаний (фиктивных). Для оформления этих сознаний соответствующе оформлялось дело, туда же подтасовывались фиктивные свидетельские показания. Особенно широко это применялось по кулацкой операции», — рассказал Кравец на допросе. Не исключено, что и от него это «чистосердечное признание» получили подобными методами.

В этот же день на допросе бывший руководитель НКВД Днепропетровщины сдал некоторых своих сообщников. Так, начальнику 5­го (особого — ред.) отдела Флейману он якобы предложил заняться поиском предателей в армии, тот согласился. Начальника 3­го (контрразведывательного — ред.) отдела Березовского Кривец якобы лично завербовал в так называемую антисоветскую деятельность: они вместе решили вызвать у населения СССР недовольство политикой партии методом репрессий.

В тему: Как убивала «красная» Россия. Процедура смертной казни в 1920–1930-х годах. Часть 3

— В системе НКВД создали подразделения, которые занимались разными репрессивными направлениями, — разъясняет историк Ченцов. — Одни — борьбой с украинским национализмом, другие — с политическими партиями, третьи — с активностью национальных меньшинств: немцев, поляков, евреев и т.д. Работало направление, преследующее людей по религиозным мотивам. Существовало и такое, которое боролось с так называемыми «бывшими» — людьми, которые ранее состояли в политических партиях (в СССР была одна­единственная партия — ред.): меньшевиками, эсерами и т.д., или служили в царских государственных учреждениях.

По словам Кривца, Березовский отправил «на тройку» дело бывших инженеров Днепродзержинского металлургического завода, «сознавшихся во вредительстве на том основании, что они бывшие белые». Тройка — орган, который выносил приговоры вместо суда. Существовал в самое пекло сталинских репрессий 1937­38г г. В него входили: начальник подразделения НКВД, секретарь обкома партии и прокурор.

«Слушая дела на тройке, я чувствовал и понимал, что не может все быть так гладко, как отражено в материалах дел, но не реагировал, а продолжал рассматривать дела и штамповать их приговорами», — рассказал Кривец на одном из допросов.

В период массовых репрессий тройка работала ненормированно. «В порядке подготовки дел на тройке применялись избиения арестованных, сопровождающиеся вынужденными признаниями, и, соответственно, подтасовывались свидетельские показания», — гласит архивное дело Кравца.

Из дела Коркина

Коркин Петр Андреевич (1900­1940 гг.). Уроженец села Частоозерское Челябинской области, выходец из «селян­кулаков». Работал на руководящих должностях в органах НКВД в Москве, Ленинграде, Воронеже. После перевода Кривца в Орджоникидзевский край, стал начальником управления НКВД в Днепропетровской области.

В кровавом 1937 г. награжден орденом Ленина — «За образцовое и самоотверженное выполнение важнейших заданий правительства».

Арестовали 21 января 1939 г. по постановлению замнаркома Внутренних дел УССР Кобулова. Приговором военной коллегии Верховного суда СССР от 28 января 1940 г. осужден к расстрелу.

Коркина, как и его предшественника Кривца, обвинили в участии в антисоветской организации по свержению власти, массовых арестах и фальсификации уголовных дел.

На предварительном следствии Петр Коркин признался в участии в антисоветском заговоре с 1935 г. На одном из допросов рассказал, что за время работы в Днепропетровске с марта 1938 по май 1939, он арестовал 9­10.000 человек (!). Среди них много колхозников и рабочих, которых «сделали» участниками повстанческих организаций — махновских, петлюровских и т.п. Показания из несчастных выбивали стандартными способами.

Такие жертвы Коркин пытался обосновать статистикой: он выполнял план. Якобы Коркин получил задание на массовые аресты от тогдашнего наркома внутренних дел Украины Александра Успенского. Последний, в свою очередь, тоже получил от Ежова план на арест 36.000 человек.

«Успенский нажимал, требовал больше и больше арестов. В начале июля 1938 г. он непосредственно в Запорожье выбросил бригаду работников НКВД УССР (..). И эта бригада за 2­3 дня арестовала, в том числе и по пустяковым материалам, 450­500 человек», — заявил он. В Днепропетровске Успенский также поручил провести серию арестов.

Как гласит дело Коркина, в криворожском горотделе НКВД существовала комната, куда отправляли заключенных. Там они «обрабатывали» друг друга на сознание, сочиняли заявления о желании давать показания. Делали коллективные очные ставки сразу на 50 человек. Заключенным давали для подписи заранее подготовленные протоколы. Аналогичные комнаты существовали и в других горотделах Днепропетровщины.

Давая против себя показания, Коркин в духе современных политиков не забыл о «папереднике».

«Вражеская работа в Днепропетровской области проводилась еще до моего приезда туда — в бытность начальника УНКВД Кривца. Шла она, в основном, в том же направлении, как и при мне, то есть так же проводились массовые аресты советских людей», — донес Коркин на Кривца на одном из допросов.

Не спасло Коркина предоставление информации о руководителе днепродзержинского НКВД Дарагане. Он занимался так называемыми арестами рабочих по признаку их польской национальности. А когда не получалось сделать статистику, просто «превращал в поляков».

«Дараган во время работы в Днепродзержинске поручал сотрудникам составлять липовые справки на арест и по этим справкам он получал санкции и подвергал аресту, наряду с врагами, честных людей». Например, Кочедерю, рабочего, который был арестован вместе с кулаками, которых он раскулачивал и все последующие годы находился с ними во вражеских отношениях«, — донес он. Но даже ябедничество не уберегло Коркина от пуль.

В тему: Как убивала «красная» Россия. Процедура смертной казни в 1920–1930-х годах. Часть 4

О захоронениях мучеников советского режима

Мемориал жертвам политических репрессий и Голодомора возле Запорожского шоссе под Днепропетровском — не единственная могила убиенных советским режимом. К сожалению, архивные документы о подобных местах на Днепропетровщине не сохранились: их вывезли в Россию.

— Все документы отправляли в Центральный аппарат, — констатирует профессор Виктор Ченцов. — Я имел доступ к архивам ФСБ, там удалось найти очень отрывочные сведения. Например, что потерялся труп, который везли хоронить в сторону современного мемориала на Запорожском шоссе. Основная ли эта могила жертв сталинских репрессий — неизвестно. Там провели раскопки и временную идентификацию. Есть данные о других захоронениях репрессированных. Кроме того, расстрелянных закапывали на уже существующих кладбищах. Их вывозили десятками и хоронили ночью, — рассказал историк.

Репрессии в цифрах

Только за вторую половину 1937 г. на Днепропетровщине жертвами террора стали 16.421 человек. Соответствующие данные есть в монографии В. Никольского «Репрессивная деятельность органов государственной безопасности СССР в Украине (конец 1920­х — 1950­е гг.)».

Среди репрессированных во второй половине 1937 г. было 8.117 кулаков, 5.995 «бывших людей», 555 «деклассированных элементов», 67 кустарей, 172 священнослужителя, 381 рабочий, 477 служащих, 256 колхозников, 47 селян­одноособников, 796 так называемых неработающих (содержанцы, домохозяйки, пенсионеры — ред.), 80 красноармейцев, 176 представителей командного состава Красной Армии и 6 энкавэдистов.

В первой половине 1938 г. арестовали 2.417 «бывших кулаков», 4. 624 «бывших людей», 389 так называемых деклассированных элементов, 38 служителей религиозных культов, 189 кустарей, 71 безработного, 1.830 служащих, 11 селян­одноособников, 970 колхозников, 1.129 рабочих, 19 красно­армейцев, 93 представителя командного состава Красной Армии, 55 сотрудников НКВД.

По национальной принадлежности, тяжелее всего приходилось украинцам. Только за 6 месяцев 1938 г. их арестовали 5.760 человек, за ними идут немцы — 2.648 человек, на третьем месте поляки — 912. Среди русских репрессированы 702 человека, болгар — 508, белорусов — 431, евреев — 278. Среди сельских жителей репрессии охватили 7.558 человек, горожан — 4.277. Эта информация есть в статье Виктора Ченцова «Репрессии в 1930­е на Днепропетровщине (по материалам СБУ)».

Если, по данным Ченцова, за 6 месяцев 1938 г. Управление НКВД арестовало 11.835 человек, «то в сутки энкавэдисты бросали в тюрьмы в среднем 65 человек, в день осуждали 38­39, расстреливали каждые 24 часа — 35­36 человек. Однако документы свидетельствуют об уничтожении в отдельные ночи и до 200 человек», — говорит ученый.

—

Ирина Сатарова, опубликовано в издании Лица

В тему:

• Человек в кожаном фартуке. Палач НКВД собственноручно убил больше 10 000 невиновных
• Жуткое дело
• Расстрелы заключенных в июне-июле 1941 года. Как это было (ФОТО)
• «Сухановка». Тайная тюрьма товарища Сталина
• «Даже собаки от нас шарахались»