Хиппи, операция «Плесень» и «Политиканы»: КГБ против студентов

Версия для печати

Три истории известных украинцев, которых в студенческие годы преследовала советская спецслужба.

С первых до последних лет существования советского режима одной из основных внутренних угроз для него органы государственной безопасности считали студенческую среду с присущими ей свободомыслием и радикализмом. Тысячи реальных или мнимых оппозиционных студенческих групп были разоблачены в сталинские годы; причастные к этим группам пополнили длинный список жертв тогдашних репрессий. В «застойные» брежневские годы антисоветски настроенных студентов обычно не сажали, и тем более не расстреливали. Комитет госбезопасности в этот период делал ставку на «перевоспитание» несогласных, которое чаще всего состояло в запугивании, публичном осуждении и административных репрессиях. Издание «Ґрати» рассказывают три истории украинских студентов эпохи позднего СССР, которые имели проблемы с КГБ из-за своей антирежимной активности и стали заметными фигурами в украинской культуре и науке. Мы нашли героев этих историй, показали им документы из архива Службы безопасности Украины и записали их рассказы о тех событиях.

На эту тему: Мы вербовали интеллигенцию. Воспоминания офицера КГБ

Олег Покальчук

Писатель, публицист. Военный и социальный психолог. Переводчик. Автор и исполнитель песен, дипломант первого фестиваля «Червона Рута». В 1989 году принимал участие в вывозе тела Василия Стуса с Урала для перезахоронения в Украине.

Олег Покальчук. Фото: страница Покальчука в фейбсуке

Шел 1974 год, Олег Покальчук учился на втором курсе биофака Киевского университета. Студент попал в поле зрения КГБ как основатель группировки молодежи, которая «разделяет идеи и антисоветскую направленность так называемого «движения хиппи». Эта субкультура, пришедшая с Запада несколькими годами ранее, воспринималась режимом как очередная «идеологическая диверсия» врага, который стремится развратить советскую молодежь.

Чекисты выяснили, что с пути обычного советского человека Покальчук сошел еще в школьные годы.

Информационное сообщение КГБ, 1974 год: «Проверкой установлено, что, учась в средней школе №9 г.Луцка, Покальчук с 9 класса начал проявлять нездоровый интерес к философским течениям фрейдизма, индийского буддизма, реакционных молодежных движений на Западе и на этой почве организовал из числа старшеклассников группу сторонников «хиппи» … (далее следуют имена школьников — Ґ )».

Узнать о «нездоровом интересе» молодого человека сотрудникам Комитета было не сложно.

Олег Покальчук: «КГБ постоянно мониторил областную и другие библиотеки, проверял, чем интересуются их читатели. Это сейчас мониторят социальные сети, а тогда брали абонемент и смотрели, кто что читает».

О внимании КГБ к Покальчуку и его книжных интересах заведующая библиотеки сказала подчиненной, а та шепотом — самому юноше, когда он в очередной раз пришел за литературой.

На фоне любви к книгам среди луцких старшеклассников образовалась небольшая неформальная группа, которую Покальчук называет «клубом свободомыслия». Определенным ориентиром для причастных к «клубу» была культура хиппи.

Олег Покальчук: «Наше представление о хиппи сильно отличалось от того, чем это движение было на самом деле. Было название, было понятно, что это какие-то люди, которые свободно думают и свободно себя ведут, и у них длинные волосы — вот и вся информация».

Основным источником информации о загадочном молодежном движении для Покальчука и компании были советские пропагандистские брошюры — в них хиппи клеймились как порождение «больного западного общества».

Олег Покальчук (справа) и один из его луцких единомышленников, о которых вспоминает КГБ — Николай Сергеев. 1970-е года. Фото предоставлено Олегом Покальчуком

Информационное сообщение КГБ, 1974 год: «Поступив в 1972 году на обучение в КГУ, Покальчук продолжал распространять идеи «хиппи» среди студентов, занимался тенденциозным подбором материалов из советской прессы об этом «движении», допускал клеветнические измышления о советской действительности, составил идеологически вредные документы «Письмо к хиппи», «Как я стал хиппи» и т.п. Обрабатывал для привлечения к идеям «хиппи» студентов 1-2-х курсов биологического факультета КГУ, проживающих в общежитии № 4: Лучина Сергея Викторовича, Глуховского Олега Владиславовича, Карпенчук Константина Григорьевича, Дмитренко Леонида Юрьевича, все 1955 года, члены ВЛКСМ».

Впоследствии к Олегу Покальчуку и его окружению приходит мысль о создании организации, которая бы мирным путем пропагандировала оппозиционные идеи. КГБ со ссылкой на слова студентов сообщает, что организация должна была «бороться с существующими недостатками» путем «самоустранения от участия в общественно-экономических отношениях» и «возвращения к природе».

Информационное сообщение КГБ, 1974 год: «… Покальчук в беседах с ними заявлял о необходимости поддерживать инакомыслие в стране, поскольку оно направлено против существующего строя, ослабляет его и разрушает государство», что входит в программу всех «хиппи» … ».

«Ядро» организации составили 5-7 человек в Киеве, Луцке и Львове. Покальчук вспоминает, как они нарисовали на карте треугольник из этих городов и планировали в ближайшее время создать ячейки в его пределах.

Организация не имела формальных признаков: названия, символики, четкой структуры и списков членов.

Информационное сообщение КГБ, 1974 год: «Покальчук рассказал, что создаваемая им группа «хиппи» должна была строиться по образцу «буддийских общин» и представлять собой «организацию без организации» с тем, чтобы избежать преследований со стороны органов власти».

В то же время члены группы создали программные документы и открытки.

Окончательное объединение молодых людей из трех городов должно было состояться летом 1974 года — для этого они собирались поехать на озеро Свитязь на Волыни.

Но этого не произошло — кто-то рассказал обо всем КГБ.

Олег Покальчук: «Я понимаю, что таких источников было несколько, и это с оперативной точки зрения правильно — потому что всегда нужно перекрывать информацию дополнительными источниками. Каждый со своей точки зрения описывал ситуацию. Один из них, насколько я понимаю, жил у меня в комнате и рыскал по книгам, совсем такой глупый был. Еще один — член этой группы. Были какие-то люди, которые вдруг становились моими друзьями — я уже потом понял, что они имели какое-то отношение к этой деятельности (сотрудничали с КГБ — Ґ )».

Как-то Покальчук увидел на втором ряду своей книжной полки, там, где сразу не заметишь, две пачки фотографий. На снимках были страницы какой-то книги о сексе и негативы, с которых снимки были напечатаны. Откуда это все взялось, было непонятно.

Сейчас Покальчук считает, что снимки ему подбросили чекисты с помощью агента — одного из студентов, чтобы потом найти при обыске и вменить дополнительно еще и статью об изготовлении порнографических материалов. В литературе описан этот достаточно распространенный прием КГБ — подбросить диссиденту наркотики, оружие или порнографические фото. Это делалось для того, чтобы дискредитировать жертву, лишить ее поддержки.

Тогда же это показалось просто чьей-то дурацкой шуткой. Реакция соседа по комнате Покальчука насторожила: тот как-то слишком театрально уверял, что фотографии не его. И Покальчук спустил снимки в мусоропровод.

Вскоре от его луцкого соратника Вячеслава Кардаша поступила плохая весть: в КГБ все о них знают. С местными членами организации провели профилактические беседы. Письмо об этом привезла поездом из Луцка девушка, которая позже стала женой Кардаша.

Олег Покальчук: «Оно был написано карандашом на сигаретной бумаге, очень мелко. И спрятано в пачке с сигаретами «Беломор» — намотано на картонную гильзу. Это был такой конспиративный прием — если курьерку, которая везла мне письмо, берут, то она эту сигарету закуривает. Она мне эту коробку передает и говорит: эту третью не кури. Я говорю: да я вообще не курю. А она: главное — эту не кури. Я понял, прочитал».

Покальчук мгновенно выехал в Луцк и лично обсудил все с Кардашом. А по возвращении в столицу, «подчистил» свою комнату в общежитии, ожидая обыска, и стал ночевать в чужих комнатах.

О том, что к нему пришли с обыском, он услышал однажды утром от другого студента.

Олег Покальчук: «Они (сотрудники КГБ — Ґ ) зашли в комнату, закрыли ее изнутри и начали обыск. Один из моих знакомых, который имел разряд по гимнастике, пролез карнизом и заглянул в окно. Он сказал, что там все перерыли».

Хотя действительно важных материалов в комнате уже не было, кое-что чекисты все же изъяли: письма от соратников, советские книги с подчеркнутыми строками, карту с нарисованным треугольником Киев-Львов-Луцк.

Некоторое время студент не возвращался в комнату, опасаясь задержания. А где-то через неделю, когда, казалось, что все уже успокоилось, за ним пришли. Повезли на разговор в здание КГБ УССР на Владимирской.

Здание СБУ, а до этого — КГБ УССР на Владимирской. Фото: Википедия

Олег Покальчук: «Кричали, угрожали, материли — словесно было все. Но физических методов не применяли».

«Комитетчики» прибегли к традиционному приему «хороший следователь — плохой следователь». Чем это общение было с формальной точки зрения, Покальчук не знает — никаких процессуальных тонкостей ему не объясняли. Но точно не допрос — протокол не составляли.

Его отпустили, а на следующий день он узнал, что отчислен из университета.

Олег Покальчук: «Кто-то мне уже потом рассказывал, что с парткома прибежали: «Немедленно отчисляйте, потому что его забрало КГБ». И они вчерашним днем ​​быстренько оформили приказ».

Вопрос о том, не пытался ли он как-то опротестовать решение об отчислении, Покальчука рассмешил.

Олег Покальчук: «Это был 74-й год, это было невозможно. Чем больше открываешь рот, тем больше становится проблем. Уже потом КГБ предлагало мне восстановиться «за небольшие услуги». Я отказался».

Информационное сообщение КГБ, 1974 год: «За неуспеваемость Покальчук в июне 1974 исключен из Киевского госуниверситета и выехал к родителям в Луцк, где за ним осуществляется наблюдение. Одновременно на него осуществляется необходимое идеологическое влияние через отца — Покальчука Владимира Феофановича, 1897 года рождения, беспартийного, пенсионера, бывшего преподавателя Луцкого пединститута, и брата — Покальчука Юрия Владимировича, 1941 года рождения, беспартийного, старшего научного сотрудника Института литературы АН УССР».

Покальчук предполагает, что оперативники действительно проводили такие разговоры с его родными — например, на работе. Но, очевидно, просьбу «повлиять» они саботировали — он не ощущал попыток отца и брата как-то его «перевоспитать».

Олег Покальчук видит явную параллель между своей судьбой и судьбой отца — педагога, диалектолога, литературоведа, краеведа. Оба в свое время пострадали от доносов.

В 1929 году Владимир Покальчук поступил в аспирантуру Института литературы Академии наук. Его научным руководителем стал поэт Николай Зеров. Но вскоре аспиранта арестовали по подозрению в принадлежности к Союзу освобождения Украины  

Вымышленная чекистами антисоветская организация, якобы существовавшая в 1926-1929 годах

. Олег Покальчук со ссылкой на слова отца говорит, что все началось с доноса однокурсника — молодого драматурга Александра Корнийчука. В будущем Корнийчук станет одним из «столпов» литературного официоза УССР, получит все возможные регалии, возглавит республиканский Союз писателей и Верховную Раду. Полтора года Владимир Покальчук просидел в Лукьяновской тюрьме, пока не был освобожден из-за нехватки улик.

Брат Олега Покальчука — Юрий стал знаковой фигурой в украинской литературе 1990-2000-х годов. Зная более 10 иностранных языков, также работал в качестве переводчика.

Братья Покальчук (слева направо: Юрий, Ярослав, Олег) и их родители — Оксана Тушкан и Владимир Покальчук. Фото из личного архива Олега Покальчука, опубликованное на hroniky.com

Бывшая улица Свердлова в Луцке с 2013 года носит имя Покальчуков.

Вернемся к истории «организации хиппи» Покальчука. О еще двух членах организации КГБ сообщает: «В отношении Кардаша и Сергеева, допустивших хулиганские действия по месту их проживания, прокуратурой возбуждено уголовное дело».

Что это было за хулиганство и чем завершилось дело, Олег Покальчук не знает. Но уверяет, что оба юноши отнюдь не были хулиганами, и предполагает, что это была какая-то провокация.

Перевоспитать отчисленного студента КГБ не удалось. Это было только начало его диссидентской истории, которая длилась около десяти лет. Чтобы не попадаться на глаза чекистам, которые уже его знали, Покальчук ездил по разным уголкам Союза — например, некоторое время жил в Норильске. В Луцк он вернулся только во времена перестройки.

Он вспоминает яркий эпизод, произошедший во второй половине 1970-х: попытался поступить в московский Литературный институт имени Горького, но получил отказ.

Олег Покальчук: «Без объяснений — все знал, все прошел, но не засчитали просто «потому что». Была такая Евгения Кузьминична Дейч, мы ее называли «мама всех московских украинцев» — через ее дом прошли все выдающиеся украинцы, она знала всех, дружила с Рыльским, Бажаном. Она подсказала, что «там» (в КГБ — Ґ ) на меня тоже есть досье или какая-то «плашечка»… Она посоветовала мне пойти в Москве в КГБ, и спросить. Это тогда было очень страшно, я пошел на Лубянку, в приемную. Со мной пошел брат, он ждал на улице. Я «включил дурака», сказал им, что у меня были такие-то проблемы, прошло столько-то времени, и мне говорят, что ко мне есть претензии. Если действительно есть претензии — я просто не буду тратить время и куда-то поступать. А если нет, то скажите, что нет. Тот КГБист так фыркнул и сказал: «Ну, нет». Я так потом понял, что украинский КГБ всегда перегибал палку и прислуживал Москве. У Союзного КГБ было побольше проблем, чем за каждым студентом бегать».

Поход на Лубянку, по мнению Покальчука, помог — в следующем году его приняли на учебу.

Он знает, кто именно из членов той студенческой организации был завербован КГБ. Сначала эту фамилию он услышал от киевского оперативника — тот еще и цитировал показания парня на Покальчука. По просьбе Олега Покальчука мы не будем публиковать настоящую фамилию — назовем его Архипенко.

Через много лет, уже в 80-х, к его брату Юрию пришел брат Архипенко и просил прощения за него.

Олег Покальчук: «Я был в соседней комнате, брат меня там закрыл на время этого визита. Сам я разговор не слышал, но Юрий вышел бледный и потом все мне рассказал».

Самого Архипенко к тому времени уже не было в живых — он повесился. Связано ли это с сотрудничеством с КГБ, неизвестно.

Кирилл Стеценко

Скрипач и композитор, народный артист Украины. Культуролог, педагог, музыкальный продюсер, общественный деятель. Соорганизатор первого фестиваля «Червона Рута» (1989).

Кирилл Стеценко, наше время. Фото: Любовь Мовлянова, страница Стеценко в фейсбуке

Стеценко — выдающаяся украинская музыкальная династия. Дед героя этой истории, которого тоже звали Кирилл Стеценко, прославился как композитор, хоровой дирижер, музыкальный педагог, а также основатель (вместе с Александром Кошицем) Украинской республиканской капеллы, которая в течение 1919-24 годов триумфально концертировала в Европе и Америке. Его имя носят улицы в нескольких городах Украины, 

Кирилл Стеценко, дед Сергея Стеценко. Фото предоставлено Сергеем Стеценко

Его отец, Вадим Кириллович, внес существенный вклад в становление украинской скрипичной школы, как автор «Методики игры на скрипке», возглавлял кафедры скрипки во Львовской и Киевской консерваториях.

Еще в школьные годы Кирилл Стеценко-младший, как он рассказывал, почувствовал себя частью мира, альтернативного советской действительности. Точнее, частью двух миров. С одной стороны, благодаря своему отцу, он имел возможность общаться с выдающимися представителями украинской интеллигенции. Среди них были скульптор, этнограф и коллекционер древностей Иван Гончар, которого власти преследовали за связи с диссидентами и националистические высказывания — сейчас его имя носит музей в Киеве; организатор музея деда Кирилла Стеценко в селе Веприк, врач, поэт и политзаключенный Владимир Косовский, от которого Кирилл-внук впервые услышал о Миколе Хвылевом, деле СОУ, Голодоморе и расстрелах украинской элиты.

Другим параллельным миром стала рок-музыка. В 1968 году вместе с одноклассниками Киевской средней специализированной музыкальной школы имени Лысенко Стеценко создает группу «Эней». Среди участников первого состава был и будущий знаменитый певец, композитор и поэт Тарас Петриненко.

Группа «Эней», в 1970 г. Слева направо: Кирилл Стеценко (соло-гитара), Тарас Петриненко (клавишные), Игорь Шабловский (ритм-гитара), Николай Кирилин (бас-гитара). Фото предоставлено Кириллом Стеценко

К «Энею» быстро пришла популярность, музыканты выступали на всеукраинском телевидении. Но с 1972 года отношение власти к коллективу стало прохладнее: на ТВ их уже не звали, цензоры фильтровали песни на стихи «сомнительных» авторов — Василия Симоненко и Александра Олеся. В этом году УССР возглавил Владимир Щербицкий, с именем которого связывают активную попытку русификации республики.

Кирилл Стеценко: «В 74-м году перед нашим вторым концертом во Дворце культуры КПИ меня вызывает к себе их директор. И говорит, что она нам запретит выступать, потому что мы проповедуем буржуазный национализм. Я спросил: «А в чем он выражается?». «Вы поете о «неньке-Украине». Я говорю: «Простите, я руководитель группы, у нас нет такой песни и таких слов».

Затем Стеценко догадался: служащей не понравилась его песня «Збережи». Хотя ничего крамольного она на самом деле не содержала: текст был посвящен еще новой для СССР проблеме загрязненной окружающей среды. Слова о запрещенной «неньке-Украине» директору наверное послышались в выражении «природа-мати». Сошлись на том, что музыкант дал расписку: ответственность за тексты песен, которые будут выполнены на концерте, он берет на себя. Концерт все-таки состоялся.

В 1972 году Стеценко познакомился с молодым композитором и талантливым джазовым пианистом Тарасом Мельником, который учился у тогда уже знаменитого Мирослава Скорика. Юноши были студентами Киевской консерватории. Через несколько лет Мельник начал играть на клавишных в «Энее». Он откровенно критиковал русификаторскую политику власти, стремился развернуть культурную деятельность в противовес этой политике и, несмотря на риски, агитировал в соответствующем духе друзей, приятелей и малознакомых людей. Стеценко характеризует его как человека, который воплощал содержание собственного имени Тарас — «бунтарь», «смутьян» или «мятежник»  в переводе с древнегреческого.

Докладная записка КГБ, 1976 год: «В процессе осуществления оперативных мероприятий Управлением КГБ при СМ (Совете министров — Ґ ) УССР по г.Киеву и Киевской области получены данные о том, что студенты 5 курса Киевского художественного института Завгородний Анатолий Михайлович, 1950 года рождения и 4 курса Киевской государственной консерватории Мельник Тарас Васильевич, 1954 года рождения и Стеценко Кирилл Владимирович, 1958 года рождения, все члены ВЛКСМ, осуществляют попытки к проведению совместной националистической деятельности, сплочают вокруг себя ряд других политически незрелых студентов киевских вузов».

Стеценко обращает внимание на ошибку КГБ: его отчество Вадимович, а не Владимирович, как указано в документе. Анатолий Завгородний — художник, еще один тогдашний приятель Стеценко.

Докладная записка КГБ, 1976 год: «На одном из своих сборищ в присутствии ряда студентов I курса художественного института и наших оперативных источников Мельник и Стеценко утверждали, что Украина в своем историческом развитии якобы всегда ориентировалась на Запад и поэтому следует придерживаться западной ориентации и в украинской музыке активно заниматься «просветительской» деятельностью».

Как объясняет Стеценко, «сборища» — это частные студенческие вечеринки. Молодые люди знакомились, слушали западную и украинскую рок и поп-музыку. Среди гостей иногда были и известные персоны, например дочь поэта Дмитрия Павлычко Соломия, а также ее подруга — дочь секретаря ЦК КПУ по идеологии Валентина Маланчука Марьяна. Но были и случайные люди. Особенностью встреч было общение на украинском языке, иногда в разговорах касались вопросов истории, дискутировали о современной молодежной музыке, украинской культуре и языке. Иногда раздавались фразы, которые в КГБ точно расценили бы, как «националистические».

Кирилл Стеценко: «Меня такие моменты настораживали. Потому что если хочешь заниматься этим (антисоветской деятельностью — Ґ ) профессионально, то надо делать это профессионально. То есть, не надо устраивать вечеринки с малознакомыми людьми, которых даже не приглашал. И когда переходишь от разъяснений к пропаганде, то лучше это делать индивидуально».

Его осторожное отношение к вечеринкам, которые иногда проходили и в его доме, было оправданным — среди их участников были агенты. Он подозревает, что одним из них был незнакомый парень с бритой головой, которого кто-то привел с собой. Именно тогда Стеценко говорил вещи, которые близко к тексту воспроизведены в документе.

Докладная записка КГБ Владимиру Щербицкому, 1976 год: «Из оперативных источников стало известно, что указанные лица имеют в своем распоряжении магнитофонную запись антисоветской работы В.Мороза «Серед снігів», намерены размножить фотоспособом «Историю Украины» Грушевского и использовать эти материалы во враждебных целях. Они считают, что «вести борьбу за самостоятельное развитие Украины» нужно втайне, пропагандировать свои взгляды в завуалированной форме с тем, чтобы избежать ненужных репрессий».

Правда здесь — лишь о намерениях делать все в завуалированной форме. Стеценко хорошо помнит: ни запрещенной тогда «Історії України-Руси» Михаила Грушевского, ни записи произведения диссидента Валентина Мороза они не имели. Стеценко специально уточнил у Тараса Мельника — и тот тоже отрицал изложенное в докладной. Правда Стеценко имел фотопленку с книгой другого запрещенного украинского историка, а также композитора и писателя Николая Аркаса. Он предполагает, что гэбисты намеренно придумывали какие-то детали, чтобы придать мнимый вес своей работе в глазах руководства. Такое мнение тех, кто сталкивался с КГБ или исследовал деятельность организации и автору этой статьи приходилось слышать неоднократно.

Зато некоторые реальные события в записке не упомянуты. Вероятно, объясняет Стеценко, в КГБ о них так и не узнали. Например, во время путешествия в Прикарпатье юноши тайно встречались и откровенно разговаривали, в частности о предстоящей независимости, с бывшим политзаключенным Мирославом Меленем. Это был убежденный и хорошо известный противник режима: в 1940 году — член юношества ОУН, в 1953-м — участник Норильского восстания, в 1960-х — член Украинского национального фронта.

Кирилл Стеценко, Тарас Мельник и Богдан Гульчий в Карпатах. Фото предоставлено Кириллом Стеценко

Докладная записка КГБ, 1976 год: «Во время негласного обыска по месту жительства Мельника обнаружены две страницы рукописного текста националистического программного характера.

Как установлено, исполнителем этого текста является студент 5 курса Киевской держконсерватории Хранюк Игорь Владимирович, 1952 года рождения, который проживает с Мельником на квартире. Последний злобно антисоветски настроен, допускает суждения экстремистского характера. По оперативным данным в одной из бесед с Мельником заявлял, что «всех москалей надо вырезать до корня», высказал идею заложить взрывное устройство в здании Киевского горисполкома. Кроме того, зафиксированы его контакты с гражданкой ПНР (Польской Народной Республики — Ґ ) Сивицкой А., которая также националистически настроенная. Ее отец — Сивицкий Николай подозревается органами МВД польских друзей в связях с зарубежными центрами ОУН».

Экстремистские высказывания Хранюка Кирилл Стеценко назвал «абсурдными», добавив, что они «не имели под собой ничего реального, кроме юношеской бравады и гротескной формы юмора».

Докладная записка КГБ, 1976 год: «С целью предотвращения создания устойчивой группировки на идейно вредной основе, недопущения совершения враждебных проявлений со стороны Завгороднего, Мельника, Стеценко и их близких связей, планируем в ближайшее время провести документирование имеющихся данных о националистических взглядах и преступных намерениях этих лиц и осуществить профилактические мероприятия по местам их учения с участием общественности».

Юноши на тот момент уже подозревали, что КГБ может ими интересоваться.

Кирилл Стеценко: «Барабанщик «Энея» Костя Курко рассказывал, что его на улице, возле дома, похитили. Посадили в автомобиль и отвезли в Голосеевский лес, в какой-то домик, где психологически, а затем физически пытали. Держали там несколько дней, без пищи. Возможно они это действительно делали. А может от потрясения у Кости разыгралось воображение, и он рассказывая об этом все преувеличил, чтобы показать себя героем. Нельзя было и исключать, что гэбисты применяли психический шок, чтобы через Костю деморализовать нас. В то же время мы понимали, что у Костика могли и не выдержали нервы, и КГБисты могли узнать о каких-то компрометирующих деталях …».

В сентябре 1976 года на беседах в КГБ побывали Мельник и Гульчий. Им обещали исключение из вуза и склоняли к сотрудничеству. Ребята не соглашались, но понимали, что этим дело не закончится.

Друзья собрались узким кругом обсудить, что делать дальше. Однако какой-то четкой тактики не выработали. Мельник предполагал, что спецслужба вышла на них через туристку из Канады по имени Надежда. Вместе с Хранюком и еще одним участником их группы, Богданом Гульчием, он познакомился с девушкой, разговаривал с ней. И теперь жалел об этой неосторожности — было понятно, что за Надеждой, как украинкой из диаспоры, внимательно наблюдали. В докладной действительно упоминаются контакты с канадкой и указана ее фамилия — Казимир. КГБ подозревал ее в связях с ОУН.

На Кирилла Стеценко КГБ вышел весной 1977 года, то есть через 9 месяцев после того, как появился этот документ. На тот момент юноша уже не думал ни о чем, кроме интенсивных занятий игры на скрипке и окончания консерватории. Под руководством маэстро Богодара Которовича он серьезно готовился к всесоюзному конкурсу, который должен был состояться во Львове в сентябре 1977 года. Кроме того, он ожидал очень непростых выпускных дипломных экзаменов.

Как-то студенту позвонили из отдела кадров консерватории и попросили «подойти». В голове роились тревожные предположения — но студент успокаивал себя, что это касается распределения на работу после выпуска. Он ошибался.

В отделе кадров уже сидел сотрудник «конторы». Он показал удостоверение и попросил Стеценко «проехать с ним». Сели в черную «Волгу» и приехали к зданию КГБ на улице Розы Люксембург — теперь Липская. Это здание усадьбы графини Уваровой, в которой сегодня базируется в частности Украинский институт национальной памяти. Когда-то там был «Фонд культуры» Бориса Олийныка.

Здание КГБ на улице Розы Люксембург — теперь Липская. Фото: Википедия

Гэбисты говорили со Стеценко на украинском, были суровыми, но вежливыми. Сообщили, что все знают об их «группировке», процитировали показания других ранее допрошенных о нем. И попросили «с классовых позиций» в письменной форме выразить собственное отношение к своей деятельности. У студента получился большой текст страниц на 15-20. Стеценко «с классовых позиций осудил потерю собственной бдительности», старался не навредить другим, но это было непросто — он не знал, что именно уже известно КГБ.

Предчувствуя новые вызовы в КГБ, участники группы заранее договорились «валить» все на Хранюка. Стеценко так и сделал. Хранюк еще за год до допросов женился на гражданке Польши Анне Сивицкой и переехал жить в Варшаву.

Кирилл Стеценко: «Мы предполагали, что поскольку он покинул пределы СССР, проблем у него не будет. Ведь он не был каким-то там американским разведчиком, чтобы его и в Польше искали».

Так в итоге и получилось — Хранюка не тронули. Он до сих пор живет в Польше, давно получил гражданство. Работает в сфере культуры, а в 1999 году стал еще и соучредителем фирмы Obolon-Polska, которая поставляет украинское пиво. Сегодня компания, основанная в Познани, расширила круг деятельности и называется United Distribution Holding (UDH) — ее до сих пор возглавляет Игорь Хранюк.

Игорь Хранюк, 2014 год. Фото предоставил Кирилл Стеценко

Отдельной темой разговора со Стеценко стала разработанная им концепция под названием «идейно-эмоционально-волевой комплекс» (ИЕВК). В своем трактате он, опираясь на доступные знания по психологии, культурологии и истории размышлял о подоплеке мировоззрения и глубинной мотивации человеческого поведения, об особенностях украинского этнопсихологического архетипа.

Стеценко считал, что ИЕВК — научная разработка, за которую его не могут преследовать. Поэтому и рассказывал о ней публично — на тех же вечеринках.

По словам работника КГБ, эксперты Академии наук по их просьбе изучили разработки Стеценко и пришли к выводу, что ИЕВК — «националистическая теория». Студент заявил, что готов отвечать за каждое слово из своей теории. Ему пообещали, что он и будет отвечать, но о ИЕВК потом никогда не вспоминали.

Во время разговоров оперативники применяли тактику «кнута и пряника» — роль «злого полицейского» играл следователь Юрий Алексеевич, а роль «доброго» — Виктор Михайлович. Они уверяли, что националисты, имея в виду активистов из диаспоры или диссидентов, используют таких, как он и его друзья, неопытных людей. Сказали, что хорошо знают об успехах Стеценко в музыке, и что могут разрушить ему карьеру, а могут и помочь. Конкретных предложений еще не звучало — до этого дойдет потом.

Вспомнили и отца: «Вы представляете, что будет с папой, если узнает, чем занимается сын?».

У Вадима Стеценко было больное сердце, поэтому Кирилл свой визит в КГБ оставлял от него в тайне. Но рассказал матери, правда через некоторое время.

В КГБ музыканта обязали приходить ежедневно, и он появлялся почти в течение недели. Никаких публичных мероприятий с участием «общественности», о которых говорится в документе, с ним никто не устраивал. Разве что была одна неприятная беседа с секретарем парторганизации консерватории Людмилой Цвирко, которая настаивала, чтобы Стеценко признал вину и прекратил на публике разговаривать на «националистическом» украинском языке.

Вскоре проблемы с КГБ проявили себя с другой стороны.

Кирилл Стеценко планировал дальше развивать «Эней», но Мельнику чекисты сказали, что ансамбля больше не будет — музыканты сами не захотят собираться. Стеценко это удивило и возмутило — мол, как это КГБ может вмешиваться в дела музыкальные? Но именно так в итоге и получилось: в атмосфере неопределенности группа прекратила существование.

В консерватории Стеценко уверенно шел на красный диплом. Однако на экзамене по научному коммунизму без видимых причин получил четверку. Экзамен принимал киновед и философ Вячеслав Кудин.

Обязательной процедурой для выпускников консерватории было распределение на работу. Происходило все в кабинете ректора. Певец Николай Кондратюк, который тогда возглавлял учреждение, сказал Стеценко, что остаться в Киеве он не сможет. Выпускника такое заявление удивило: сразу два столичных учреждения хотели взять его на работу — средняя школа имени Лысенко и Институт кибернетики Академии наук, где ему предлагали стать художественным руководителем во Дворце культуры.

Кирилл Стеценко: «Мне ректор говорит: «А что, вам папа говорил? Разве папа не знает?».

Выпускнику предложили поработать в Казахстане или Краснодаре, а может даже в Крыму. О дальнейшем профессиональном совершенствовании под руководством Которовича можно было забыть. Однако при содействии последнего все же удалось устроиться в камерный оркестр Ровенской филармонии. Это относительно близко к Киеву, что позволяло чаще возвращаться в столицу и продолжать готовиться к конкурсу.

Залогом успешной карьеры тогдашнего солиста была победа на международном конкурсе. Но из страны Стеценко не выпускали — он получил ярлык «невыездного». По этому поводу вместе с отцом даже побывал на приеме у министра культуры УССР — тот объяснил, что выезд за границу блокируют «директивные органы», то есть партия. Было ясно, что без КГБ здесь не обошлось.

Мельнику тогда вообще не выдали диплом. Целый год он работал на заводе средств автоматизированного управления, делал трансформаторы. А потом, получив положительную характеристику, сумел через влиятельных знакомых восстановиться в консерватории. Поработав еще пару лет в Нежинском пединституте, смог поступить в аспирантуру Московской консерватории. Учился на кафедре фольклористики, которую в свое время основал выдающийся этнограф, муж Леси Украинки Климент Квитка.

Стеценко также удалось поступить в аспирантуру того же музыкального заведения. Его руководителем был знаменитый скрипач Леонид Коган. Стать его учеником помогло и то, что в сентябре 1977 года Коган возглавлял жюри на конкурсе во Львове, где Стеценко получил третью премию. О Когане по секрету рассказывали, что свою музыкальную деятельность он совмещает со службой в КГБ — и даже имеет генеральское звание. Современный британский музыковед Норман Лебрехт прямо называет Когана агентом спецслужб.

Стеценко рассчитывал, что Коган решит его проблемы с КГБ. Например, сможет взять на себя ответственность, если речь пойдет об участии в зарубежных международных конкурсах. Сразу просить об этом аспирант не стал — сначала надо было завоевать признание мэтра. Это была не простая задача — у Когана все ученики были звездными. В конце концов обратиться за помощью Стеценко так и не успел — Леонид Коган умер в 1982 году, в поезде по дороге на свой концерт в Ярославле. Завершал аспирантуру герой этой истории уже с другим руководителем.

Параллельно Стеценко продолжал работать солистом Ровенской филармонии и время от времени наведывался в Киев.

Кирилл Стеценко, конец 1970-х. Фото предоставлено Стеценко

В следующий раз КГБисты связались со Стеценко уже в 1982 году, сразу после публичного празднования 100-летнего юбилея его деда. Скрипачу казалось, что проблемы со спецслужбой остались в прошлом. На этот раз в управление не везли, а назначили встречу в столичном отеле «Театральный». Гостиница была расположена напротив Национальной оперы, сейчас этого здания уже нет. Судя по всему, советские органы госбезопасности часто использовали ее номера для таких целей — по крайней мере именно там в 1940-х жена поэта и журналиста Владимира Сосюры Мария, которая была агентом, встречалась с кураторами.

Во время встречи Стеценко понял, что за его жизнью наблюдают — его собеседники знали, что он вел себя правильно, «антисоветчиной не занимался». А дальше его начали вербовать — предложили помогать КГБ, написать соответствующую расписку и выбрать себе псевдоним. Слово «агент» не звучало, однако речь шла именно об этом.

Кирилл Стеценко: «И я подумал, что никогда себе не прощу, если стану их «стукачом». Но с другой стороны подумал, что не настолько глуп, чтобы не попробовать с ними поиграть. А для того, чтобы узнать, кто победит, я должен начать… Итак, решил пойти на эту игру… И сказал себе, что буду идти очень осторожно, до того предела, пока не увижу, что могу превратиться в игрушку… Главное — избегать роли «стукача» и не повлечь реальные потери с украинской стороны. А в голове тогда мелькало название работы известного диссидента Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?». Работу я не читал, но ее название очень интриговало и поднимало боевой дух…»

На эту тему: Я был связан как и все - Филарет о своей связи с КГБ

Уже тогда Стеценко предполагал фантастический, но одновременно вероятный вариант: со временем, если представиться возможность, он установит контакт с американскими спецслужбами, чтобы стать двойным агентом.

Музыкант выбрал себе псевдоним «Павел». Имя пришло в голову, поскольку ассоциировалось с пассионарной фигурой Папы Римского Иоанна Павла II.

Вторая встреча состоялась на конспиративной квартире КГБ на площади Леси Украинки. Оперативников, судя по содержанию беседы, не интересовали члены группы, в которой когда-то был Стеценко, и вообще настроения украинской интеллигенции. Они расспрашивали скрипача о родственниках за границей. Он рассказал, как было: родственники есть, но связей с ними не имеет. В ответ услышал: это зря, надо установить с ними контакт.

Кирилл Стеценко: «Я понял, что они меня готовят для зарубежной деятельности в Канаде или США. Моя родственница, тетя Кира Цареградская, жила в Америке, в Миннеаполисе. Ее отцом был Петр Стеценко — старший брат моего деда-композитора, участник Республиканской капеллы Кошица».

О чем-то конкретном речь еще не шла, но, исходя из разговоров, Стеценко нарисовал себе такой сценарий: КГБ устраивает ему поездку в США, вероятно, в виде гастролей, где он знакомится с тетей и изучает ее окружение — сотрудничает с деятелями украинской диаспоры и, разумеется, передает своим кураторам ценную информацию.

Как вспоминает Стеценко, это было интересно, но под удар могла попасть честь деда и всего рода. На такое музыкант не был согласен, и во время следующей встречи заявил оперативникам, что прекращает сотрудничество. Сослался на проблемы со здоровьем и слабую память. Чекисты не спорили, не пытались убедить собеседника, но были явно разочарованы.

Скрипач понимал, что таким образом перечеркнул себе путь на мировую сцену. Он подбадривал себя мыслью, что сможет стать успешным и одновременно полезным для «Украинского дела», если будет развивать собственные связи на радио и телевидении. Это могла бы стать роль популярного ведущего или эксперта в сфере молодежной музыки. Так впоследствии и получилось, но уже после горбачевской «перестройки».

В 1983 году скрипач сам позвонил сотрудникам «конторы» — теперь он имел собственный интерес. Ему исполнилось 30 лет, а максимальный возраст для участия в большинстве международных конкурсов — 32, времени оставалось мало. И он решил проверить, не выпустят его хотя бы на этот раз. На успех особо не надеялся, но решил спросить.

На улице возле парка Шевченко Стеценко встретился с оперативником, которого уже знал. Разговор был недолгим. Решить вопрос с выездом за границу для них было просто. Но делать это как жест доброй воли никто не собирался — нужны были услуги в ответ.

Кирилл Стеценко: «Этот гэбист сказал, что они всегда открыты к сотрудничеству. А если нет — то нет».

Ни на один зарубежный конкурс Кирилл Стеценко так и не ездил.

После 1985 года, во время «перестройки», Стеценко начал творческое сотрудничество с Украинским радио — стал экспертом в программе Вероники Маковей «Музичні контрасти». Впоследствии ему предложили место ведущего в молодежной передаче «Музичний відеомлин» на УТ-1. Вскоре она стала самой популярной развлекательной программой в Украине.

Кирилл Стеценко: «Именно через эту передачу я продвигал украиноязычных молодых артистов. Одной из таких стала юная Ирина Билык. Тогда же удалось сделать первый видеоклип группы «ВВ» («Воплі Відоплясова» — Ґ ) — «Танцы». Его снимали в павильоне студии «Укртелефильм» для «Відеомлина» Елена Пригова и Марина Богатых. Обидно, но Олег Скрипка уже не помнит как это было… Зато руководство УТ-1 говорило, что «ВВ» — это осквернение украинского языка и обычаев. А я, как молодой человек, считал, что продвигать «ВВ» важно — потому что это новая молодежная украинская и украиноязычная контркультура, и нам нельзя «консервироваться» только в идеалах прошлого».

Когда в последние годы Союза стало возможным ездить за границу, музыкант воспользовался случаем — улетел в США по приглашению уже упоминавшейся здесь тети из Миннеаполиса. Путешествовал по Северной Америке целых 9 месяцев. Познакомился с выдающимися деятелями украинской диаспоры, записал интервью с Квиткой Цисык и даже успел вернуться в Украину перед провозглашением независимости.

В конце 1980-х Тарас Мельник стал инициатором создания легендарного песенного фестиваля «Червона Рута». Кирилл Стеценко был организатором, членом судейского совета, заместителем директора по информации и спонсорства первого фестиваля. Мельник продолжал работать директором «Червоной Руты» и в последующие годы.

Кирилл Стеценко: «Другого фигуранта этой истории — Анатолия Завгороднего — еще осенью 1976 исключили из Художественного института. Отслужив два года в армии, он попытался восстановиться в вузе. Чтобы получить диплом, пришлось согласиться на сотрудничество с той же «конторой». Думал, что вернувшись на родную Днепропетровщину, выпадет из-под контроля Киевского управления. Не прошло. Местные службисты упрекали его за пассивность. Потеряв работу в областном художественном училище, он переехал в село и жил, благодаря творческим заказам. Только в 1987 году разорвал отношения с КГБ и подписал документ о неразглашении. В последующие годы принимал участие в развитии местных ячеек Народного Руха и Украинской республиканской партии».

Анатолий Завгородний. Предоставлено Кириллом Стеценко

Упомянутый выше Богдан Гульчий после исключения из Киевского медицинского института два года работал медбратом в клинике. Положительная характеристика и настойчивость помогли восстановиться на учебе. Диплом получил после перевода во Львовский мединститут. В армии служил на Кавказе как старший лейтенант медицинской службы. Дослужился до заместителя главного врача Львовской областной психиатрической больницы, стал председателем судебно-психиатрических экспертных комиссий области.

Богдан Гульчий, Кирилл Стеценко, Тарас Мельник. Фото предоставлено Кириллом Стеценко

Отец Богдана Гульчия уже во время независимости обращался в СБУ с просьбой предоставить хоть какие-то сведения об истории, которая случилась в 1970-х. В ответ пришло письмо, что его сын вместе с группой молодежи был объектом оперативного дела под названием «Плесень», но дело уничтожено. Подобные документы массово уничтожались КГБ в конце 1980-х, когда на фоне массовых акций появились опасения, что документы будут захвачены протестующими, как это произошло в Восточной Германии.

Владимир Кулык

Ученый, доктор политических наук. Преподавал, в том числе в Стэнфордском, Йельском, Колумбийском университетах

Владимир Кулык. Фото: страница Кулака в фейсбуке

Путь к политической активности для Владимира Кулика начался после его знакомства с Владимиром Чемерисом — будущим политиком и общественным деятелем. В 1979 году оба поступили на физический факультет Киевского университета. Юноши жили в одной комнате общежития, много общались и обнаружили много общего в мыслях и убеждениях. В роли «учителя» выступал Чемерис, как более осведомленный в идеологических вопросах. В его мировоззрении сочетались украинская независимость, христианство и радикальное левачество — большой интерес к левым террористическим группам вроде западногерманской Фракции Красной Армии.

Владимир Кулык (справа) и Владимир Чемерис, середина 1980-х. Фото предоставил Владимир Кулык

Во время разговоров о политике родилась идея о создании своей организации. На первом курсе предложение звучало тихо и неуверенно, на втором — уже более осознанно и четко. Особенно в колхозе на Николаевщине, куда студентов повезли собирать урожай. Там, «на помидорах», Чемерис и Кулык позволили себе легкомыслие, разговаривая о деле в присутствии других. Двое одногруппников написали на них доносы. Долгое время Чемерис и Кулык не имели об этом понятия — в КГБ, очевидно, решили не трогать их сразу, а сначала присмотреться к друзьям.

После возвращения из колхоза, осенью 1980 года Кулык с Чемерисом устроили свою первую акцию. Перед входом в киевский кинотеатр «Дружба» — в известном доме №25 на Крещатике висел большой портрет Брежнева. Студенты облили его бензином и подожгли.

Дом №25 на Крещатике. Фото: Википедия

Владимир Кулык: «Мы, конечно же, планировали и открытку там оставить — кто это сделал и чего. Но от спешки и страха забыли о ней. Ну и слава Богу — это нас спасло. Если бы была открытка, то очень быстро нас бы загребли. Но поскольку открытки не было, а выгорело немного — огонь быстро потушили, то наверное никто нас особо не искал — по крайней мере, не нашли».

Кулык не без иронии вспоминает тогдашнюю идею назвать свою организацию в честь даты акции с портретом — 10 октября. Образцом в этом было колумбийское партизанское «Движение 19 апреля».

В начале третьего курса, то есть осенью 1981 года на Кулыка и Чемериса вышли двое студентов исторического факультета. Они рассказали физикам, что имеют такие же планы — создать подпольную организацию. Чем объяснялась такая осведомленность об их намерениях и как произошла первая встреча, оба Владимира уже вспомнить не могут.

Владимир Кулык: «У меня есть мнение, что эти контакты организовал именно КГБ. Имея информацию о нас, они, возможно, свели нас вместе, подбросив через кого нужно идеи. Чтобы потом успешно нас разоблачить и заработать себе звездочки на погоны».

Оказалось, что всего к будущей организации готовы присоединиться 12  

Статья на «Википедии», посвященная этой истории, называется «Дело 16-ти» — якобы столько людей из пяти факультетов имели к ней отношение. Кулык считает эту цифру завышенной. Чемерис не помнит общее количество членов группы. Статья в журнале «Украина», написанная в начале 1990-х, на которую ссылается «Википедия», содержит ряд неточностей

 студентов: по 5 физиков и историков и двое романо-германских филологов.

На начало 1982 года студенты запланировали сборы — чтобы познакомиться и обменяться мнениями о том, какой должна быть организация. Один из студентов — Николай Бычек, работал ночным сторожем в Киево-Печерской Лавре. Вечером, когда заповедник уже не принимал посетителей, можно было разместиться в его сторожке. Первую встречу устроили ограниченным кругом — всемером, Владимира Кулыка тогда не было. Но 16 января в Лавру пришли уже 12 студентов.

В записке КГБ на имя председателя УССР Владимира Щербицкого почему-то упоминаются имена одиннадцати — не хватает историка Михаила Сиволапа. Сегодня он — известный археолог, директор Черкасского городского археологического музея Среднего Приднепровья. В комментарии «Ґратам» Сиволап подтвердил, что был в тот вечер в Лавре, и удивился, что в перечне его нет.

Михаил Сиволап. Скриншот видео «Суспильне Черкаси»

По мнению Кулика, то, что их пропустили на территорию Лавры — а кроме Бычека там была и охрана на входе — подтверждает, что в КГБ все знали заранее.

Один из архивных источников информации об этой истории — статья «Сборище при свечах», напечатанная в «Сборнике КГБ» в 1983 году. Это был ведомственный журнал под грифом «Совершенно секретно», в котором чекисты делились опытом с коллегами.

Обложка номера «Сборника КГБ» со статьей «Сборище при свечах». Архив СБУ

Из статьи мы в частности узнаем, что среди участников встреч в Лавре был один завербованный: «Некоторыми лицами из этой группы органы госбезопасности заинтересовались несколько раньше, поэтому на упомянутое сборище с нашей задачей был направлен доверенный пятого отдела УКГБ по городу Киеву и Киевской области».

Доверенное лицо КГБ — это кто-то вроде агента. Отношения «конторы» с доверенными лицами были более неформальными, чем с агентами: на них не открывали личные дела, им не присваивали псевдонимы, у них не брали подписку о согласии на сотрудничество.

В той же статье указано, что ранее с помощью агентуры уже изучали двух членов группы — Владимира Кулыка и Павла Кислюка.

Докладная записка КГБ, 1982 год: «Указанные студенты на проведенном ими сборище из националистических позиций обсуждали пути достижения «независимости Украины» в связи с процессом «русификации», что якобы происходит в республике, и выражали предложения по реализации своего преступного замысла. Так, вносилось предложение создать законспирированную националистическую организацию и обсуждалась ее структура, которая предполагает наличие звеньев в других вузах г.Киева и за его пределами. Речь шла о гимне, флаге и других символах этой организации. Предполагалось проникновение ее членов в партийные и советские органы, установление контактов с зарубежными националистическими центрами, а также осуществление дерзких враждебных акций — распространение листовок в г.Киеве в период майских праздников, поджог портрета одного из руководителей партии и правительства на ул.Крещатик».

Кулык отмечает, что они с Чемерисом теоретически считали приемлемым вариант вооруженной борьбы — «тормозов в этом плане не было».

Авторы статьи в «Сборнике» подчеркивают, что уже во время дискуссии в Лавре студенты разделились на две условные «фракции» — при том сами они, возможно, этого еще не осознавали. Первую КГБ обозначает как «физиков», самым активным среди которых был Александр Бляхарский. Эта часть активистов считала более перспективными нелегальные методы борьбы и проникновение своих людей во власть. Другая группа — «историки» — склонялась к более умеренным методам, в частности к пропаганде украинского языка. Трое из одиннадцати остались «внефракционными».

Даже в журнале, который должны были читать только «свои», КГБ придерживался конспирации: реальные фамилии фигурантов часто заменялись вымышленными, обычно созвучными или этимологически близкими. Именно так было сделано и в этой статье: братья Кислюки стали Маслюками, Кулык — Синицей, Рудяшко — Медяшком, Бычек — Барановым. Бляхарский в материале упоминается как Козловский. По тем же соображениям в статье и докладных не указано, кто из группы был агентом или доверенным лицом

Приближались зимние каникулы, на которые все должны были разъехаться к родителям. Договорились, что в это время каждый будет искать единомышленников в своем городе или селе. Но на практике оказалось, что встретить потенциальных соратников в провинции гораздо труднее, чем среди столичных студентов — в конце концов никого так и нашли.

В феврале 1982 года КГБ возбудил дело оперативной разработки на членов группы. Дело получило название «Политиканы». Было принято решение нейтрализовать группу до того, как она успеет сделать что-то серьезное. Оперативники ориентировались на 1 мая — тогда студенты собирались распространить свои листовки.

Чекистам удалось завербовать еще кого-то из группы — теперь уже в качестве агентов, а не доверенных лиц. КГБ поставил им задачу: спровоцировать в группе раскол между «физиками» и «историками». Сначала агенты убедили Петра Кислюка и Бычека, что лучше не иметь дел с Бляхарским и Кулыком, потому что они слишком радикальные, и все может закончится для группы тюрьмой.

Статья «Сборище при свечах»: «Донесением к Козловскому (Бляхарскому — Ґ ) информации о нежелании Маслюков и Баранова (Кислюкова и Бычека — Ґ ) поддерживать с ним контакт, их отказ использовать экстремистские методы, а также негативные высказывания о нем как о личности удалось достичь взаимного недоверия между объектами дела».

Владимир Кулык этого раскола не помнит — ему казалось, что активность группы в последующие месяцы после собрания в Лавре сама собой сошла на нет. К тому же тогда у него начались проблемы со здоровьем, и общественная деятельность отошла на второй план.

Рядом с группой в это время появились еще двое агентов — «Кравцов» и «Нечай», которые также доносили до юношей «правильные» мысли по заданию кураторов. Контролировать настроения и дальнейшие планы студентов чекистам также помогали прослушка, негласные обыски, наружное наблюдение за двумя из них, чтение их писем.

По состоянию на весну 1982 года единственным из организации, кто еще не потерял пыл, оставался Бляхарский. Агенты рассказали, что он дважды ездил в Москву, пытаясь найти там соратников.

19 апреля в комнате Бляхарского устроили негласный обыск. Нашли «материалы националистического содержания», в частности программный документ «Путь прихода к власти», а также рисунки с трезубом. Дальше уже можно было работать открыто.

Через три дня после обыска Комитет устроил так называемую «легализацию» найденных материалов. Комендант общежития, а по совместительству — доверенное лицо КГБ, начал проверку санитарного состояния комнат, во время которого «случайно» нашел записи Бляхарского, и написал о них заявление в первый отдел университета  

Подразделение КГБ, которое следило за состоянием дел в вузе. Подобные структуры были на большинстве советских предприятий.

Параллельно КГБ провел беседы с некоторыми студентами, которые знали о существовании группы, но не поддерживали ее. Их попросили написать заявления, изложив все, что знают. Таким образом чекисты делали вид, будто только что узнали о студенческой группе, а наблюдения за ней в течение нескольких месяцев будто не было.

Владимир Кулык вспоминает, что где-то в эти дни Чемерис пришел в общежитие и рассказал, что был в КГБ на разговоре. Оперативники среди прочего показали ему доносы, написанные бдительными одногруппниками еще на втором курсе после колхоза. Почему вызвали только одного из всех, Кулик до сих пор не понимает. А сам Чемерис, к которому мы обратились за комментарием, вообще отрицает, что чекисты общались с ним раньше остальных.

Через несколько дней, когда Владимир Кулык сидел на паре, в аудиторию зашла методистка и повела его в деканат. Там уже ждали оперативники. Всех членов организации повезли в городское управление КГБ в Аскольдовом переулке. Держали внутри часов 10, опрашивали по одному, заставили написать объяснительные. Кулык написал 17 страниц. Особенно чекистов интересовало, не связаны ли студенты с диссидентами.

Бывшее здание КГБ в Аскольдовом переулке, сейчас — Главное управление СБУ в Киеве и области. Фото: Википедия

Владимир Кулык: «Помню психологическое давление: ты сидишь, потом заходит какой-то чиновник, кричит «Встать!». Ты, конечно встаешь, ты дезориентирован и напуган».

Докладная записка КГБ, 1982 год: «…Проведены беседы обличительного и предупредительно-профилактического характера. Все указанные лица преимущественно вели себя откровенно, предоставили подробные объяснения по существу совершенного, заверили, что осознали враждебную направленность своих действий и осудили их. По их заявлению, эти действия они совершили, учитывая политическую незрелость».

Студенты, как отмечается в документе, объяснили свои взгляды влиянием западных «враждебных» радиостанций, «идейно-неполноценной» литературы — в качестве примера называли роман Ивана Билыка «Меч Арея», произведений украинских классиков — «Розрита могила» и «Великий льох» Тараса Шевченко. Некоторые также заявили, что слышали замечания окружающих по поводу своего общения на украинском, и это также вызвало противодействие.

Вскоре о том, что произошло, болтал весь студгородок КГУ. В университете несколько раз на разных уровнях созывались собрания, на которых членов группы публично «разбирали».

Владимир Кулык: «Никто нас особо не клеймил, преподаватели прежде всего пытались убедить, что мы не правы. Их интонации были не прокурорскими, а скорее родительскими».

Ему запомнилась фраза одной студентки на собрании: «Вы их здесь защищаете. А пошли бы вы с ними в разведку?».

Владимир Кулык: «Была еще одна девушка, которая ездила со мной работать в колхоз. Я ей там читал раннего Маяковского, которого тогда очень любил. Она говорила: «Володя, как ты можешь? Ты Маяковского любишь! Как ты можешь быть националистом?».

В конце концов Бляхарского, Кулыка, Павла Кислюка и Бычека исключили из комсомола и отчислили из университета «за поступок, несовместимый со званием советского студента». Михаилу Сиволапу эта история стоила партбилета. Александра Кислюка, Александра Гриценюка и Михаила Музу выгнали из ВЛКСМ. Олег Якушик и В.Рудяшко отделались выговорами.

Владимир Кулык: «Я не знаю, была ли это инициатива самого университета, или четкая установка КГБ — кого как наказать. Такое впечатление, что было решение нас при этом разделить — кого-то исключить, кого-то наказать иным способом, менее строго.

Среди тех, кто был в Лавре, двое отсутствуют в перечне наказанных — Чемерис и Манька. Чемерис при этом играл одну из главных ролей в возникновении организации. По его собственным словам, он вообще выступил инициатором ее создания. К тому же на собрании в университете, когда членов группы публично осуждали, именно Чемерис, по словам Кулыка, держался наиболее уверенно и дерзко.

Почему так могло произойти — мы спросили человека, хорошо знакомого со спецификой работы КГБ, но пожелавшего сохранить анонимность.

«То, что двух студентов не наказали, не похоже на случайность — особенно это касается лидера группы. Самое простое объяснение, которое приходит на ум: именно этих людей завербовали, что ограждало, по крайней мере на время, от проблем вроде отчисления. Хотя этих данных все же недостаточно, чтобы уверенно назвать этих людей агентами КГБ», — рассказал он.

В статье «Сборище при свечах» авторы посвящают отдельный абзац каждому из наиболее активных членов группы — их мотивации и особенностям характера. Владимир Чемерис здесь опять не упомянут.

Чемериса все же отчислили из КГУ — но не в мае, вместе с другими, а полгода спустя, на следующем курсе. Сам он утверждает, что это произошло с той же формулировкой, что и у других — «за поступок, несовместимый…». Объяснения, почему это сделали через полгода после других, у него нет.

Владимир Кулык, который после отчисления продолжал общаться с бывшим соседом по комнате, рассказывает несколько иную версию: Чемериса формально отчислили за академическую задолженность. К тому же Кулык склонен видеть в этом решении месть Чемерису со стороны руководства факультета и университета — ведь им самим досталось за студентов-националистов. КГБ в документе указывает, что тогда «в партийном порядке» были наказаны деканы факультетов и секретари партийных и комсомольских организаций.

«Ґрати» обратились с официальным запросом к руководству университета с просьбой предоставить автору статьи доступ к личному делу Владимира Чемериса, дважды напоминали о нем, но за несколько месяцев так и не добились ответа.

Отчисленный Чемерис впоследствии попал в армию. А вот Кулыку повезло. Вообще все, кого отчислили в мае, должны были пойти служить: ректорат сразу же сообщил о них в военкомат, и как раз начинался весенний призыв. Слова бывшего студента о том, что у него постоянные боли в желудке, в районном военкомате проигнорировали и обвинили в попытке симулировать. Кулык считает, что КГБ явно отдало распоряжение отправить его в армию, но договориться с городским призывным пунктом, где он проходил еще одну комиссию, чекисты, видимо, забыли. Тамошний врач отправил призывника на обследование, по результатам которого он получил отсрочку, а позже его и вовсе признали непригодным к службе.

Никто не хотел брать отчисленного студента без столичной прописки, Кулик после долгих попыток нашел работу на киевском заводе железобетонных конструкций. Женщина, которая принимала его на работу, узнала, за что выгнали с учебы, и закрыла на это глаза. Но предупредила: если кто-то из руководства узнает об истории — говорить, что соврал ей, что был отчислен за неуспеваемость.

Чемерис после отчисления тоже устроился на завод.

Однажды на работу к Кулыку пришел сотрудник КГБ и сообщил, что тот должен появляться на воспитательные беседы к нему в райотдел.

Владимир Кулик: «Несколько лет подряд каждое воскресенье, в 10 утра, в единственный день, когда я должен выспаться, я должен туда ходить. Я им говорил: «Вы хотите меня вербовать? Так я не буду!». Он отвечал: «Если бы мы хотели —  ты был бы! Но мы не хотим». И дальше говорили со мной на политические темы».

В 1984 году Кулик восстановился в университете на вечернем отделении, продолжая параллельно работать на заводе.

Владимир Кулик: «Меня побоялись брать на стационар. Думаю, логика такова: на стационаре много молодых душ, которых он будет снова баламутить. Тем более, он не прошел советской армии, которая должна была его перевоспитать. А на вечернем — кому оно там надо, кого он сагитирует? Все семейные люди. Так оно, собственно, и вышло».

Получив диплом в 1987 году, Кулык работал в вычислительном центре и Академии наук. Но перестройка позволила ему заниматься совсем другими вещами — без контроля со стороны властей: журналистикой, переводами, редактированием и, наконец, политологией.

Чемерис тоже вернулся в университет, но в 1989 году, на пятом курсе, был отчислен во второй раз. Опять за политику — он стал соучредителем неформальной студенческой организации «Громада».

Владимир Кулык: «Громада» стала воплощением той нашей мечты об организации — только в нормальном, демократическом варианте, без всяких террористических «заморочек».

На эту тему: Биография писателя Виктор Некрасов, рассказанная по материалам рассекреченных архивов КГБ Украины

В следующем году Чемерис снова восстановился. Когда в октябре 1990 года началась «Революция на граните», он присоединился к голодающим студентам. Политическую и общественную активность он не оставил и после независимости — был избран в Верховную Раду, стал сокоординатором кампании «Украина без Кучмы». В последние годы Чемериса неоднократно обвиняли в пророссийской позиции из-за заявлений в поддержку блогеров Анатолия Шария, Руслана Коцабы, юриста и бывшего замруководителя администрации президента Андрея Портнова и телеканалов, аффилированных Виктору Медведчуку. Сам он утверждает, что отстаивает свободу слова и другие права человека.

Владимир Чемерис. Фото: tyzhden.ua

И Кулык, и Чемерис, и Сиволап говорят, что еще в 1982 году бывшие члены организации озвучивали имена тех, кто, по их мнению, «всех сдал». Иногда с полной уверенностью, но без документальных доказательств. Сейчас Владимир Кулык был бы не прочь почитать дело «Политиканы», чтобы увидеть эту историю с другой стороны. Но в архиве СБУ его не нашли — вероятно, оно, как и дело «Плесень», было уничтожено.

Владимир Кулык: «Кстати, один из фигурантов — единственный из физиков, который покаялся и не был исключен из универа — теперь живет со мной по соседству и мы время от времени встречаемся на улице, но делаем вид, что не знакомы».

—

Эдуард Андрющенко,  опубликовано в издании Ґрати

На эту тему:

• Рок КГБ. За созданием легендарного Ленинградского рок‑клуба стояли органы госбезопасности
• Как чекисты получили контроль над Россией: план Андропова-Путина
• Конец советской империи. 1991-й в Украине в документах КГБ
• Вятрович: сотрудники КГБ массово уничтожали информацию о себе и своих агентах
• Путин и заговор мерзавцев: размышления бывшего офицера КГБ