Харьков-Генуя: цифры на экспорт

Версия для печати

Сто лет назад, в начале 1922-го, харьковское руководство должно было срочно вспоминать недавнее прошлое. И не как-нибудь, а весьма подробно. Потому что требовали высокие государственные интересы: советские республики готовились к конференции в Генуе.

Желание большевиков достичь международного признания объяснялось чисто практическими соображениями: ужасно хотелось западных инвестиций и технологий. Но помехой возможному сотрудничеству стояла беспощадная «экспроприация экспроприаторов», проведенная советской властью. Бессовестные капиталисты (позор им навеки!) нагло требовали компенсации за отнятое красными имущество иностранных граждан.

На эту тему: ​​Первый пошел. Противоречивые последствия точного выстрела

Отдавать награбленное ужасно не хотелось. И большевики выдвинули встречные претензии: но наша экономика чуть ноги не протянула в результате вашей интервенции! И кто кому должен — это еще вопрос.

Участники Генуэзской конференции. Весной 1922-го

Чтобы уладить его, из Москвы «на места» полетели строгие указания: до копейки подсчитать убытки, нанесенные иностранным вторжением и экономической блокадой. И харьковчане расстарались. Как и в русской поговорке: «Пошла писать губерния!».

Википедии тогда не существовало, а искать по словарям толкование понятия «интервенция» чиновникам было некогда. Поэтому в общий котёл полетели все убытки, вызванные действиями всех антибольшевистских формирований.

Изюмское управление, к примеру, возжелало содрать с иностранцев средства за 105 телефонных аппаратов, уничтоженных «во время налета банды Махно». Хотя легендарный батька точно был здешним. И даже пособия из-за границы не получал. В отличие от той же Добровольческой армии.

Но настоящий бюрократический подвиг совершили харьковские коммунальщики: на пять страниц претензий накатали. Оставив будущим историкам не только печальную картину развала городского хозяйства, но и многочисленные образцы типично большевистской логики.

Претензии выдвигались в довоенных ценах. Поэтому 61338 рублей, объявленных управлением водоснабжения убытком от интервенции, были очень серьезной суммой. Ровно столько стоили «буровой инструмент и движимое имущество», разворованные в декабре 1919-го. Не иностранцами – харьковскими обывателями.

Апрель 1918 года: немцы в Харькове. Интервенты для большевиков, союзники для УНР

Но заплатить за них должен был «коварный зарубеж». Потому что управляли буровыми работами «иностранные подданные», которые оставили инструмент без присмотра «в силу спешной эвакуации с белыми». А должны были сторожить, рискуя получить большевистскую пулю? Чем бы отбивались инженеры хоть от воров, хоть от уже подходившей Красной Армии? Тогда из Харькова бежали все, кто имел такую ​​возможность и способен был здраво мыслить.

Еще более интересным выглядит список претензий, выставленных управлением канализации. Прежде всего, из-за чрезвычайно запутанной финальной формулировки: «Убытки, понесенные канализацией, явившиеся результатом общего расстройства экономической жизни вследствие иностранного вмешательства…»

Если разобрать список по пунктам, то как раз иностранного вмешательства в нем и не видно. А «общее расстройство» сводится к «продолжительным перерывам в подаче электроэнергии». Ибо именно из-за них вышла из строя целая куча дорогостоящего оборудования. Так какой же коварный злоумышленник мучил Харьков постоянными отключениями?

Ответ на этот вопрос можно найти в декабрьских числах «Южного края» и «Республиканских известий» за 1918 год: большевистское подполье буквально терроризировало город стачками. Оставляя без воды и света даже учреждения здравоохранения, забитые тифозными больными. Цель: расшатывание и без того слабой украинской власти.

Прачечная Николаевской больницы — одна из многочисленных жертв большевистского «коммунального террора» декабря 1918 года

Кто не верит «буржуазной» газете, может раскрыть воспоминания большевика Кубасова «В харьковском подполье». Он даже хвастается такими действиями: мол, у пролетариев все равно не было коммунальных удобств, а страдания богачей нас ничуть не волновали. Что же касается «иностранных интервентов», то само немецкое командование ссужало деньги городской думе для ликвидации последствий большевистских стачек.

Доблестных работников канализации переплюнули трамвайщики. Они вообще переписали заново всю историю харьковского безвременья! Цитируем: «В связи с интервенциями деятельность трамвая несколько раз приостанавливалась. Результат недоборов за время остановок выражается: в 1918 г — 349. 412 р. 96 коп., в 1919 г. — 666. 608 р. 81 коп., в 1920 г. — 1.019.792 р. 04 коп…»

Как это в 1920-м? Последнее антисоветское формирование – Добровольческая армия – покинула Харьков 12 декабря 1919 года. А по версии трамвайщиков, проклятые интервенты пакостили им не только в 1920-м, но еще и в 1921-м, и даже в 1922-м! Может, отчет составлял замаскированный украинский патриот? Или поклонник «единой-неделимой» большевиков интервентами обозвал?

"Республіканські вісти" за 24 декабря 1918 года. О том, кто именно виновник беспорядка в городском коммунальном хозяйстве

На эту тему: Хроника добивания: последние дни Свято-Духовской церкви

Так или иначе, анонимный составитель оказался человеком дальновидным. Он ухватил тенденцию, которая станет мейнстримом только во второй половине ХХ века: трамвайное управление потребовало материальной компенсации за расстрелянных и арестованных своих сотрудников. Единственное из всех харьковских предприятий! И тут уже была сплошная конкретика: кто и сколько отсидел, какую именно зарплату не смог из-за этого получить.

Но с другой стороны: почему иностранцы должны были компенсировать, к примеру, тюремные страдания вагоновода Тишкова? Ведь сел он за принадлежность к подпольному ревкому, оставившему Харьков без воды и света, нанеся колоссальный ущерб городскому хозяйству. Который, по большевистской логике, тоже должны были перекрыть проклятые капиталисты.

Не позже 1913 года. На Николаевской площади (теперь — Конституции) прокладывают водопровод — еще одну жертву будущих усобиц

В то же время образец честности обнаружили харьковские телефонисты. Откровенно признали, что по причине утраты документов не могут точно сказать, сколько стоило их имущество, вывезенное из города «интервентами». Может, пятьдесят тысяч рублей. Может, и все восемьдесят.

К тому же эвакуация имущества телефонной станции производилась дважды. В декабре 1918-го – петлюровцами, в декабре 1919-го – деникинцами. И на тему «кто здесь кому интервент» можно спорить хоть до посинения. Особенно если вспомнить, что белых изгоняли из Харькова латышские части.

В порыве искренности телефонисты признались, что потерпели бедствие не столько от плановых эвакуаций, сколько от умышленного вредительства. Каждая бежавшая из города власть пыталась оставить преемницу без средств связи: не можешь вывезти — ломай! И это хаотическое уничтожение обошлось, ориентировочно, в сумму, сопоставимую со стоимостью вывезенной аппаратуры.

Отдельного упоминания заслуживают еще две красноречивые цифры из отчета харьковских телефонистов. Заходил город в революционную бурю, имея 5500 абонентов, а когда она отшумела, их осталось 1500.

Лето 1919-го: в Харькове Добровольческая армия. Какую советские газеты называли не иначе, как «Грабьармия». И на то были причины

Согласно списку претензий, меньше пострадали городские бойни. Поэтому и подсчитали убытки с изумительно достойной точностью: «Убыток, принесенный блокадой и интервенцией, выразился в прямом убытке, то есть взятии белыми лошади ценой в 100 рублей, седла в 25 рублей и уздечки в 5 рублей».

Работникам бойни повезло? Нет. Просто не все убытки годились для Генуи. Через несколько дней после того, как белые забрали ту несчастную клячу, на бойнях появились «освободители» — бойцы 4-й Латышской стрелковой дивизии. И «реквизировали» там 57 свиней. Это уже в переписке губревкома цифра нашлась. Есть там и о телеграфных столбах, изрубленных на дрова лихими эстонскими кавалеристами.

Но больше, конечно, о бесчинствах деникинцев. Убегая, забрали с собой зачем-то планы всех харьковских базаров. Оставили без гужевого транспорта городскую пожарную команду и частично ассенизационный обоз. Четырнадцать кляч, ранее возивших дерьмо, принудительно мобилизовали в Добровольческую армию.

Дореволюционный план этого стратегического объекта где-то затаскали деникинцы.

За лошадей, что интересно, правили, кто сколько хотел. Только на бойнях смогли оценить отдельно седло и уздечку. Все остальные предприятия выставляли претензии в комплекте: "лошадь с подводой и упряжью", "лошадь с повозкой и находящимся в ней инструментом".

На эту тему: За стакан чая: история одного приговора

Потому и цены скакали: 100, 150, 265 рублей. А в управлении канализации, кажется, разъезжали на арабских скакунах: 750 рублей просили за лошадь!

Кто знает, изучали ли на переговорах в Генуе особенности харьковского ценообразования. Зато известно, что большевиков с их «контр-претензиями» послали очень далеко. Возможно, в ту светлую будущность, которую они собирались построить за чужой счет.

От попытки обмануть Запад одни горы цифр и остались. Да еще жгучая тайна: кто и где именно наслаждался на досуге планом нашего Благбаза?

—

Эдуард Зуб, историк, сотрудник УИНП; опубликовано в издании Mediaport.ua

На эту тему:

• «Американское» Лосево: из истории Харьковского тракторного завода
• На пороге Большого голода: почему и как меняли заборные книжки
• «Новый социалистический быт» или Задворки индустриализации
• Загадки чекистского жизнеописания
• ​​Жертвы оккупации: потери Украины во Вторую мировую, нанесенные нацистами и коммунистами