История очевидца первой ядерной катастрофы в СССР

Версия для печати

На территории «Маяка» тогда работало несколько тысяч солдат и заключённых. Радиоактивное загрязнение накрыло и казармы военных строителей, и лагерь. В первые же дни людей начали вывозить, хотя часть солдат оставили для ликвидации. Не эвакуировали и Челябинск-40.

Константин Фомин — пресс-секретарь энергетической программы Гринпис России. Этот текст он написал со слов своей бабушки Таисии Фоминой, которая в 1957 году была очевидцем первой ядерной катастрофы в СССР.

* * *

Где произошла первая ядерная катастрофа в СССР? Я знал ответ на этот вопрос с самого детства: за 29 лет до Чернобыля на секретном химкомбинате «Маяк» на южном Урале.

В школе такому не учат, но родители моего отца, Таисия и Василий Фомины, строили это предприятие, а после аварии дед работал там ликвидатором. Поэтому сказки у меня были атомные: как моя бабушка чуть не заехала на мотоцикле на дачу к Курчатову, и как старшеклассница умерла от облучения, потому что соседи поставили этажом выше радиоактивную детскую кроватку. Сегодня я перескажу их вам.

* * *

Город, которого нет на карте

После окончания курсов плановиков-строителей моей бабушке предложили на выбор четыре промышленных площадки, где шло строительство под руководством Министерства внутренних дел.

Так она попала в закрытый город Челябинск-40 на южном Урале (сейчас он переименован в Озёрск). Тогда ей сказали «Ты поедешь в город, которого нет на карте». Она очень удивилась — как это, город есть, а на карте его нет.

Дом культуры в Челябинске-40. Фото из архива Таисии Фоминой

По приезду её и трёх её подруг встретил работник режимной службы и объяснил, что это режимный город, и они будут работать на закрытой стройке. Он предупредил, что им наверняка захочется поделиться с родными, куда они приехали и что видели, но писать нужно очень скромно — «доехали хорошо, всё благополучно». Описывать, какая тут природа, ни в коем случае нельзя. Становилось страшновато, что они попали в такую необычную обстановку.

Соседи семьи Фоминых. Фото из архива Таисии Фоминой

Дав пару дней на обустройство, их пригласили на собеседование и сказали, что работать предстоит в закрытой зоне где-то в 20 километрах от города, куда их будут возить на автобусе. Свободно ходить по территории тоже было нельзя. Даже в столовую они шли строго по определённому маршруту. Что строится вокруг? Задавать лишние вопросы не нужно. Знаешь свой участок — и трудись, выполняй поставленные задачи.

Озеро под Челябинском-40, ещё чистое. Фото из архива Таисии Фоминой

Не знали они даже назначения объекта, который строили сами. Это было какое-то громадное здание, длинной далеко за 500 метров, почти полностью скрытое под землёй, с небольшой надземной частью. Впрочем, вокруг было уже много достроенных и действующих объектов — предприятие работало с конца 1940-х годов. Позже они узнали, что они строили площадку под получение плутония для атомного оружия.

Поначалу бабушка жила в общежитии, в «доме молодых специалистов». Со своим будущим мужем они работали на одном участке. Вместе ехали на работу, вместе возвращались, вместе ходили в кино. В подвале общежития была комната отдыха, где устраивали танцы.

Мои бабушка и дедушка весной 1955 года. Фото из архива Таисии Фоминой

Жизнь двигалась вперёд. Скоро они поженились, через год у них родился мой дядя Сергей. Тогда они уже жили с подселением в двухкомнатной квартире. Ещё в самый первый год им объявили, что выезжать на родину в отпуск не приветствуется. Тем, кто оставался, приплачивали к отпускным 40 %. И они не жаловались: вокруг была красивая уральская природа, чистые озёра, базы отдыха.

Бабушка и дедушка отдыхают после свадьбы на озере Карачай. Фото из архива Таисии Фоминой

Были и другие развлечения: бабушка занималась в клубе мотоциклистов и была там единственной девушкой. Однажды на тренировке для гонок по пересечённой местности она потеряла ориентир в сосновом лесу. Когда наконец-то удалось выехать на дорогу, перед ней оказались ворота… и солдат с винтовкой на изготовку.

«Стой! Куда прёшь? Ты знаешь, что здесь нельзя ездить?» В этот момент подъехала чёрная машина, из которой вышел водитель и спросил солдата, в чём дело. «Да вот, задержал». Открылась вторая дверь. Появился мужчина с длинной бородой, похожей на лопату, и бабушка объяснила ему, что заблудилась. «Да слышал, слышал. Вы тут всё время тарахтите на своих мотоциклах, мешаете тут отдыхать», — ответил он и подсказал, как выехать к клубу.

Мотоцикл моей бабушки Иж-49. Фото из архива Таисии Фоминой

Когда она рассказала это товарищам, те засмеялись: «Куда это ты попала? Не к Курчатову на дачу заехала?» Она была единственным строителем в секции. Остальные работали на заводе и знали, что «отец» советской атомной бомбы часто приезжал в Челябинск-40, чтобы руководить проектом.

Но скоро стало не до смеха.

Если есть возможность увезти ребёнка — увозите

Беда пришла нежданно-негаданно. В воскресенье, 29 сентября 1957 года, дед уговорил бабушку пойти на футбол. Когда со стороны промплощадки раздался взрыв, они не придали этому особого значения. Грунты там были скальные, и их часто взрывали, потому что иначе не могли работать экскаваторы. Футбол закончился, и они спокойно вернулись домой.

Утром в понедельник к ним забежал сосед и сказал, что сбор на 15 минут раньше, и женщинам велели не ехать на работу. Уже после обеда дед вернулся очень мрачный. «Нас собрали, сказали что какая-то производственная неполадка произошла, что будут разбираться работники КГБ, и отпустили домой. Пока не выяснится обстановка — полная секретность».

Первомайская демонстрация, 1957 год. Фото из архива Таисии Фоминой

Но уже в течение недели в город начали просачиваться слухи, а где-то через месяц они узнали, что произошло. Примерно в километре от участка, где они работали, располагались бетонные ёмкости объёмом около 300 кубометров, заполненные радиоактивными отходами. Их ещё называли «банки вечного хранения». До аварии бабушка с дедом даже не знали о существовании этих объектов.

Опыт хранения радиоактивных отходов тогда был минимальным. По официальной версии, в одной из «банок» вышла из строя система охлаждения. Отходы начали разогреваться, и произошёл взрыв такой силы, что отбросил в сторону бетонную «крышку» метровой толщины. Радиоактивные вещества выбросило на километр или даже больше вверх и начало уносить ветром.

Первомайская демонстрация, 1957 год. Фото из архива Таисии Фоминой

На территории «Маяка» тогда работало несколько тысяч солдат и заключённых. Радиоактивное загрязнение накрыло и казармы военных строителей, и лагерь. В первые же дни людей начали вывозить, хотя часть солдат оставили для ликвидации. Не эвакуировали и Челябинск-40.

К счастью, роза ветров была направлена в противоположную от города сторону, и на него не попал основной шлейф, выброшенный взрывом. 90 % загрязнения пришлось на саму промплощадку, оставшееся унесло на северо-восток. Так появился Восточно-Уральский радиоактивный след — полоса загрязнения длиной около 300-350 километров.

Демонстрация 7 ноября 1957 года, через месяц с небольшим после взрыва. Фото из архива Таисии Фоминой

В городе считалось относительно чисто, хотя с промплощадки грязи уже натащили. Через двор на улице Менделеева, где тогда жила моя семья, проходило много рабочих, которые возвращались с промплощадки, и на их ботинках и одежде была та самая «производственная грязь». После аварии по городу ходили дозиметристы, и велась работа по дезактивации. Детсад на Менделеева был закрыт, а весной следующего года 40 см грунта на улице срезали и вывезли в могильник.

Знакомый врач тогда потихоньку сказал им: «Если есть возможность увезти ребёнка — увозите на большую землю от этой беды». И Сергея отправили к моей прабабушке в Новосибирск. Но уберечь своих детей удалось не всем…

Во дворе дома моей бабушке на улице Менделеева, ещё до аварии. Фото из архива Таисии Фоминой

В результате катастрофы облучению подверглись 272 000 человек в 217 населённых пунктах. Радиоактивный след шириной 30-50 километров протянулся на 300 километров. 1 000 км2 были изъяты из хозяйственного оборота.

Несчастье настигло Татьяну Чебыкину, вместе с которой бабушка училась и приехала в Челябинск-40. Она тоже вышла замуж за строителя из их компании, Ивана Бутримовича, и у них родилась дочка. Жили они неподалёку, в трёхэтажном кирпичном доме. Прямо под ними жила семья начальника секретной части строительного управления по фамилии Шубодёров, у которого тоже была дочь, но постарше — в 9 или 10 классе.

И вдруг дочь начальника секретной части заболела. Определить диагноз никак не получалось: девочка растаяла на глазах и умерла. Затем заболела дочь Бутримовича. И Татьяна была сама не своя: то лежала на больничном, то брала отгулы, еле ходила.

Наконец кому-то пришло в голову проверить дом на радиоактивное загрязнение. Шубодёрову сказали, что у него очень высокий фон в квартире, что было очень странно, ведь он никогда не работал на промплощадке. А когда зашли на второй этаж, оказалось, что там «звенит» ещё сильнее.

У Ивана спросили: «Что у вас в доме?» Посмотрели — нашли что-то незначительное на обуви. Потом зашли в детскую комнатку, и там дозиметр зашкалило у кроватки. «Откуда эта кроватка у вас?!» А кроватки в Челябинске-40 тогда были в дефиците, ведь в городе было много молодёжи с новорождёнными детьми. И Бутримович заказал эту кроватку знакомым на промплощадке. Трубки, из которых те сварили её, оказались радиоактивными.

Вскоре умерла и дочка Бутримовича. Тут уж стали бить тревогу — значит в городе беспорядок. Значит натаскали в город не только на ногах, но и в кармане. Стали расследовать и нашли другие похожие случаи.

Вид с балкона семьи Фоминых, 1960 год. Фото из архива Таисии Фоминой

Татьяну тоже похоронили. Её долго лечили и несколько раз делали переливание крови, но ничего не помогло. Иван рассказывал, что врачи ему показали печень погибшей жены — она была сильно раздутой и ноздреватой, как губка. Сам он тоже сильно болел, но выкарабкался и прожил долго.

* * *

У нас своей грязи хватает

В радиоактивной зоне бабушка и дедушка проработали больше двух лет. Дед сразу после аварии стал ликвидатором. Они очищали территорию и здания от радиоактивного загрязнения: мыли стены из брандспойтов, срезали и вывозили грунт. «Карандаши» для индивидуальной дозиметрии у них появились лишь спустя год, и когда он набрал больше 25 рентген, его наконец-то вывели в чистую зону — строить дома в городе.

Бабушка тоже продолжала работать на промплощадке: сидела в конторе в 800 метрах от места, где трудились ликвидаторы. Дозу она тоже набирала, хотя ей никаких измерительных средств не выдавали.

Весна 1959 года, незадолго до отъезда из Челябинска-40. Фото из архива Таисии Фоминой

Через год с небольшим облучение дало о себе знать. У деда, которому тогда ещё не было тридцати, случился сердечный приступ на работе. В больнице ему поставили диагноз «стенокардия». Лишь много лет спустя, когда ему делали рентген, врачи увидели у него рубцы на сердце. Оказалось, что он перенёс на ногах инфаркт.

Пострадали от радиации и их соседи. Это было связано не только с аварией. Многие жильцы их дома были не строителями, а работниками завода. Участвуя в получении плутония, они расплатились своим здоровьем. Многие были больны, многие не могли родить детей. Мне в этом смысле повезло: бабушку с дедом эта беда не коснулась, и в 1959-м на свет появился мой папа.

Лето 1959 года, в коляске — мой папа. Фото из архива Таисии Фоминой

В 60-м году они уже стали нащупывать возможность выехать оттуда. Не столько из-за себя, сколько из-за детей, которые тоже часто болели. В конце концов вырваться удалось, и после увольнения они осели в Рязани, где тихо жили, раз в несколько лет обновляя в КГБ подписку о неразглашении.

Говорить об аварии на «Маяке» разрешили только в 1989 году, после Чернобыльской катастрофы. Об этом стали писать в газетах (бабушка сохранила их, оставив на полях пометки — «чтобы наши внуки знали и помнили»). Стало известно не только про трагедию 1957 года, но и про то, что в реку Теча ещё с 1946 года сбрасывали радиоактивные отходы. Новая власть приравняла ликвидаторов к чернобыльцам и назначила им приличные льготы (правда, к сегодняшнему дню они съёжились до позорных подачек).

Из-за его опыта ликвидатора в Рязани дедушку отправили на курсы дозиметристов. Фото из архива Таисии Фоминой 

Когда я говорил с бабушкой об аварии, она сказала, что хотела бы купить билет и своими глазами увидеть — а что сейчас там? Едва ли ей удалось бы это сделать — не только из-за проблем со здоровьем, но и потому, что бывший Челябинск-40 остаётся закрытым городом, который продолжает отравлять Течу радиоактивными отходами.

Тому, что на «Маяке» перерабатывают радиоактивные отходы из-за рубежа, она совсем не рада: «Нам говорили, что мы куём щит Родины, чтобы остановить войну. А теперь за большие деньги европейские страны избавляются от своих отходов и везут их к нам. У нас своего хватает, своей грязи. Мы нахлебались по горло и в Челябинске-40, и в Чернобыле».

Фото из архива семьи Фоминых

Съёмки и монтаж видео — Константин Давыдкин

Автор текста — Константин Фомин, опубликовано на сайте Гринпис России