«Это не русские в Крыму находятся под угрозой притеснений, а другие народы»

Версия для печати

«Есть кричащее неравенство в соотношении сил... Но не стоит недооценивать реакцию украинских умов на военный захват. У народов иногда есть потаенные ресурсы. Кто знает, что даст мобилизация народной энергии на Украине? Это оставляет пространство для сюрпризов». Французский политолог о том, чем для Кремля может закончиться вторжение в Украину.

Фото: Darko Vojinovic / AP

Российское решение о возможной военной кампании на Украине спровоцировало крупнейший дипломатический кризис. Запад грозит Москве санкциями, выведением страны из состава «большой восьмерки» и экономической изоляцией. В поддержку Кремля не высказались даже ближайшие союзники — Белоруссия и Казахстан; стратегический партнер Китай сохраняет нейтралитет, но настаивает на соблюдении принципа территориальной целостности Украины.

Корреспондент издания «Лента.ру» обратился к научному сотруднику Французского института геополитики Жану-Сильвестру Монгренье, чтобы выяснить, чем чреват украинский кризис для будущего международных отношений.

Монгренье, один из ведущих специалистов по России и Восточной Европе, не скрывает своего резкого неприятия российского вмешательства в происходящее на Украине. Россия откровенно нарушила международное право, используя свои войска для установления контроля над Крымом и игнорируя гарантии, данные Киеву в 1994 году, считает политолог.

Аргументы о том, что подписанный тогда Великобританией, Россией и США Будапештский меморандум (гарантировавший Украине территориальную неприкосновенность в обмен на отказ от ядерного оружия) так и не вступил в законную силу, он отвергает: эти договоренности легли в основу международного права, а попытки их дезавуировать он называет «игрой в софистику».

Своим поведением во время украинского кризиса, уверен Монгренье, российские власти продемонстрировали, что исповедуют доктрину геополитического ревизионизма и фактически готовы перекраивать европейские границы. В Кремле, уверен политолог, были бы даже не против возвращения к ситуации «холодной войны». По его мнению, там полагают, что откат к противостоянию Востока и Запада «механически выдвинет Россию в ведущие мировые игроки». Однако у Москвы нет союзников, что в итоге вытолкнет ее в сферу влияния Пекина.

«Лента.ру»: Как вам кажется, идея военной кампании родилась в Кремле спонтанно, в качестве ответа на падение правительства Виктора Януковича и приход к власти на Украине сил, которые настроены откровенно антипутински? Или кризис на Украине использовался лишь в качестве предлога для давно запланированного вторжения?

Жан-Сильвестр Монгренье: Доктрина «ближнего зарубежья» и геополитический ревизионизм, которые взял на вооружение Кремль, укладываются в логику пересмотра европейских границ. Эта логика обрела четкость в последнее десятилетие, а фактическая аннексия части грузинской территории (по итогам войны с Грузией в 2008 году Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии ― прим. «Ленты.ру») дала ей исторический прецедент.

В нынешнем случае более общий замысел по интеграции Украины в будущий Евразийский союз был сорван украинским гражданским восстанием. Таким образом у Владимира Путина и возникло желание присвоить, по крайней мере, Крым — в расчете, возможно, и на Восточную Украину.

Если отвечать на ваш вопрос, я бы сказал, что и в Кремле, и во властных кругах, приближенных к российскому президенту, к захвату Крыма были готовы задолго до нынешних событий. Однако решение об интервенции было принято после неожиданного политического и геополитического переворота [на Украине].

Оно принималось без какого-то планирования в точном смысле этого слова, но и не в силу случайного стечения обстоятельств; его можно, скорее, назвать непредвиденным доходом, если использовать термины экономические. События, которые произошли [в Крыму], укладываются в то, как российские власти мыслят себе геополитическое устройство мира, но если бы Кремль мог напрямую сделать Украину своим сателлитом, никакой необходимости в открытой военной интервенции в Крым не было бы.

Военные «без опознавательных знаков» в селе Перевальное неподалеку от Симферополя, 3 марта 2014 года. Фото: Baz Ratner / Reuters

— Вмешиваясь в ситуацию на Украине, Россия нарушает свои международные обязательства?

— Это не просто слова и отвлеченные разговоры, это действительное положение вещей. Можно с уверенностью говорить, что российское государство нарушило международное право. Украина ― не какой-то «фантом Европы», а суверенное государство, полноценный член Организации Объединенных Наций, у этого государства есть международно общепризнанные границы, которые были определены по итогам роспуска Советского Союза. Они закреплены в международном праве, в частности — и через различные договоры и соглашения, заключенные между Россией и Украиной.

Сегодня много говорят о Будапештском меморандуме 1994 года (три ядерные державы, Великобритания, Россия и США, гарантировали суверенитет и территориальную целостность Украины в обмен на ее односторонний отказ от ядерного оружия ― прим. «Ленты.ру»), но к нему можно добавить и многочисленные договоры, регулирующие деятельность СНГ. Можно вспомнить о Договоре о дружбе и сотрудничестве, заключенном между Россией и Украиной в 1997 году. Корпус этих международных юридических документов закрепляет признание границ 1991 года. Политические слоганы и ложь здесь ничего не меняют.

— Иногда утверждают: поскольку Будапештский меморандум не был ратифицирован парламентами подписавших его стран, прописанные в нем гарантии территориальной целостности обладают ничтожной силой.

— Pacta sunt servanda! («Договоры должны соблюдаться» ― лат.) Если вы хотите поиграть в софистику, то можно развлечь себя доказательствами для защиты одних аргументов, потом контраргументов, используя юридические уловки и паралогизмы. Во Франции есть поговорка ― всегда можно найти хорошие оправдания для плохих инстинктов. Но надо отдавать себе отчет, что это [российское] словопрение никого не вводит в заблуждение, во всяком случае на международной арене. Это всего лишь самовнушение, не более того.

Можно напомнить также и о том, что ни одна страна-соседка России не последовали за Москвой, в одностороннем порядке признавшей Абхазию и Южную Осетию. Ни одна страна СНГ, Организации договора о коллективной безопасности или Шанхайской организации сотрудничества. Этого не сделали даже Белоруссия или Казахстан, члены Таможенного союза, продвигаемого Путиным. Если российские власти рассчитывают разыграть грузинский сценарий в Крыму или на других украинских территориях, никто из их партнеров не последует за ними.

— Говоря о необходимости интервенции, российские официальные лица ссылаются на то, что договоренности между президентом Януковичем и украинской оппозицией, согласно которым должна была пройти конституционная реформа и которые бы гарантировали стране политическую стабильность, а русскоязычному населению ― защиту их интересов, были сорваны. При этом представитель российского президента Владимир Лукин, отправившийся в Киев, сам отказался подписывать эти договоренности.

— Это лицемерие. Российская сторона не стала подписывать этот документ, а как только события начали развиваться стремительно, все-таки обратилась к нему. Я бы говорил о недобросовестности [Кремля] и абсолютному пренебрежению правдой. Эта неумелая тактика позорит того, кто ее использует. Факты есть факты. Сначала следовало признать эти договоренности, а уж потом рассчитывать на то, что им можно будет дать собственную интерпретацию.

В украинских делах российская сторона была застигнута врасплох. Путин рассчитывал решить судьбу Украины руками Януковича. Но презирая народы, [правители] совершают большие ошибки, и использование оружия ― это попытка исправить эту ситуацию. Провал Януковича ― это поражение Путина в Украине.

Виталий Кличко, Франк-Вальтер Штайнмайер и Виктор Янукович после подписания соглашения о конституционной реформе, 21 февраля 2014 года. Фото: Сергей Супинский / AFP

— Но эти договоренности были в действительности нарушены?

— События в их динамике просто оставили их позади. Европейские страны и США рассчитывали стабилизовать ситуацию на Украине и определить политические рамки организованного перехода власти к оппозиции. На то же самое рассчитывали и лидеры оппозиции, которые вели переговоры с Виктором Януковичем.

Но на деле гражданское восстание вылилось в своего рода революцию, правда, не имеющую того утопического размаха как революции XX века. Пролилась кровь, и Виктор Янукович больше не мог претендовать на то, чтобы руководить политическим процессом. Он бежал, президентский дворец опустел, и эта политическая пустота была заполнена.

— Новый украинский режим имеет какие-то ресурсы, чтобы противостоять российскому давлению? Он может в одностороннем порядке объявить войну России или будет рассчитывать на дипломатическую помощь Запада?

— Если основываться на фактах, то это российская военная интервенция на украинскую территорию запустила логику войны. В случае открытого военного противостояния у Украины есть право на легитимную самооборону в соответствии со ст. 51 Устава ООН. Сейчас украинское правительство мобилизует резервистов, но и не отчаивается [добиться своего] при помощи дипломатии.

Киев обратился к Западу за дипломатической поддержкой. После кратковременного изумления [от объявления о готовящемся российском вмешательстве] западные правительства взяли себя в руки — их декларации стали явно более жесткими, чем день или два назад. До этого западные лидеры имели обыкновение проецировать свой образ мыслей и на Путина ― они были убеждены, что Россия ничего не сможет выиграть, если вооруженным путем вторгнется в Украину, потому что это скомпрометирует ее влияние на украинские дела. Это объясняло их удивление.

Только сейчас на Западе начинают, наконец, понимать в полной мере, что Путин не ведет ту же игру, что и они. Они осознают, что геополитический ревизионизм Кремля очень опасен для безопасности в Европе. Отныне они понимают, что не могут доверять словам Путина, потому что ранее он отрицал возможность разделения Украины. Все это будет иметь серьезные последствия. Разговоры о строительстве «общего дома», естественной конвергенции между Россией и ЕС порваны в клочья.

— Может ли украинская армия ответить на возможную агрессию? Мы уже наблюдаем множество случаев дезертирства.

— Есть кричащее неравенство в соотношении сил — с военной точки зрения. Однако Украина ― огромная страна, густонаселенная, совершенно другого масштаба, чем Грузия. В Грузии российская армия показала предел своих возможностей — и только количественное преимущество позволило ей подавить грузинскую армию. [В той войне] не было ничего славного или поражающего воображение.

К тому же не стоит недооценивать реакцию украинских умов на военный захват. У народов иногда есть потаенные ресурсы, которые не всегда принимаются во внимание военными стратегами. Как только пройдет эффект неожиданности и чувство переживаемой трагедии, кто знает, что даст мобилизация народной энергии на Украине? В том же Крыму как минимум есть другие общины помимо этнических русских ― 20 процентов коренных украинцев и 12-15 процентов татар, а это не ничтожное число. Военное завоевание со стороны русских может оживить архаическую память, которая остается глубоко похороненной в сознании, и это оставляет пространство для сюрпризов.

— У нас уже были многочисленные случаи сецессий ― Косово и Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия, не станет ли Крым очередным таким замороженным конфликтом?

— На постсоветском пространстве сепаратистские движения воодушевлялись и поддерживались российскими властями. Войны и конфликты, которые предшествовали провозглашению независимости и имели местные корни, объяснялись этнической неприязнью, и российские власти активно манипулировали этим.

Смысл был в том, чтобы получить рычаг давления на другие страны-наследники СССР, заручиться, чтобы таких точек было как можно больше, чтобы потом, когда Россия начнет возвращаться к могуществу, восстановить свою сферу влияния.

В любой момент эти «замороженные конфликты» могли сознательно и намеренно быть разогреты. Уже сейчас в отношении Молдавии российские официальные лица допускают высказывания, что «этот поезд по направлению в Европу может потерять несколько вагонов» (в сентябре прошлого года об этом говорил вице-премьер Дмитрий Рогозин ― прим. «Ленты.ру»), то есть Приднестровье и Гагаузию.

Крым мог бы стать новым «замороженным конфликтом», но мне кажется, что Владимир Путин предполагает, что его маневр будет куда более быстрым. Он мог раздувать угли, порождать конфликты между общинами, затем выступить в качестве третейской стороны и, наконец, вторгнуться военным путем. Так это было с Грузией, с начала 1990-х, когда закончился кровавый конфликт, в котором Россия принимала участие на стороне Абхазии, оказывая ей военную поддержку и посылая «волонтеров», в том числе чеченских бойцов.

В нынешнем случае мы имеем немедленную военную интервенцию под лозунгом защиты русского населения, и только после этого безумная толпа набросилась [в Крыму и на Востоке Украины] на нерусских и сторонников Майдана. По существу, это не русские в Крыму находятся под угрозой притеснений, а другие народы.

— Крым как сателлит России станет «альтернативной Украиной», где президентом будет Виктор Янукович, как когда-то Тайвань — или же после мартовского референдума он станет отдельной государственной единицей?

— Не имеет никакого значения, в каких одеждах и каким способом Янукович будет или не будет принимать участие в этом обустройстве. Надо обращаться к главному, хвататься за корень вместо того, чтобы путаться в листве. Какова ситуация сейчас? Российские войска заняли Крым, часть украинской территории. Это не просто какие-то военные жестикуляции, чтобы напугать украинское правительство и улучшить свои позиции на переговорах. Идея Путина в том, чтобы остаться, забрать Крым у Украины и спровоцировать хаос в ее восточных областях.

В тему: Вторжение

Если он откажется от этой идеи и российские войска вернутся в свои казармы, где они останутся в соответствии со статусом военно-морской базы в Севастополе, городе под украинским суверенитетом, то только под внешним дипломатическим давлением.

— Какой может быть реакция других стран-гарантов целостности Украины в случае открытого военного вторжения? Президент США Барак Обама и его госсекретарь Джон Керри говорят об экономической изоляции России. Это единственный инструмент?

— Будут дипломатические и экономические санкции. Проведение саммита «большой восьмерки» в Сочи, само участие России в этом форуме под угрозой. Напомню, что «большая восьмерка» — это на самом деле формат «7+1»: «семерка» была расширена за счет России в середине 1990-х в нарушение тех политических и экономических стандартов, которым надо было соответствовать, чтобы присоединиться к этому клубу. Это было пари, ставкой в котором был переход России к рыночной экономике.

Но очевидно, что «Россия-Евразия» при Путине взяла иной курс. Сомнительно, что Москва найдет в саммитах стран БРИКС замену этому выходу из формата «7+1». БРИКС ― это разномастный конгломерат стран, которые являются соперниками по многим вопросам. Партнерство России и Китая не скрывает двусмысленности этих отношений, Индия и Китай ― открытые соперники, Бразилия ― в большей степени глобальный трейдер, чем глобальная держава, а ЮАР вряд ли играет значительную роль где-то за пределами Южной Африки. В общем, это сборная солянка.

Помимо мер быстрого реагирования нарушение украинского суверенитета заставит пересмотреть риски и угрозы, которые представляет собой нынешний политический курс России на международной и европейской аренах. Другими словами, переоценка отношения к России ускорится, и это отразится на дипломатической и стратегической политике стран Запада.

— О чем может идти речь? О санкциях в отношении российских компаний, в том числе сырьевых, о запрете на въезд в Евросоюз и США российских чиновников, расширении «списка Магнитского»?

— В том числе и об этом, о запрете на выдачу виз. Но я настаиваю на том, что куда важнее будет то, что находится «вверх по течению», то есть вопросы геополитических представлений. В 2000-е годы у стран-членов Евросоюза и НАТО были разные мнения относительно ситуации в России. Если говорить схематически, страны Западной Европы считали, что их союзники из Центральной и Восточной Европы преувеличивали риски и угрозы со стороны российских властей.

С августа 2008 года, российско-грузинской войны, представления тех и других поступательно сближаются. Взятие Россией под контроль Крыма ускорит это сближение. Это вопросы нематериального порядка, они не поддаются измерению в количественных показателях, но они динамичны: видеть вещи такими, какие они есть, ― это самое важное. Если настоящий консенсус [по российскому вопросу] сложится у западных стран, все остальное приложится. А варианты [ужесточения политики в отношении Москвы] могут быть очень разными.

— Все чаще сравнивают Украину-2014 с советским вторжением в Чехословакию в 1968-м. Но ведь тогда реакция Запада была очень скромной ― никто не пытался давить на СССР, и ответ был не более чем символическим.

— Во-первых, мы жили в Европе, разделенной на две части «железным занавесом», и советский блок существовал почти герметично. Сейчас все не так, события 1989-1991 годов, глобализация и развитие новых технологий изменили этот мир до неузнаваемости. Если русские «решальщики» не принимают этого во внимание, они совершают серьезную ошибку.

В тему: Украина в 2013-м — как Прага в 1968-м

Времена изменились. Я надеюсь, что российский средний класс и молодежь этой страны ждут от Кремля чего-то другого, а не попыток восстановить государственную автаркию в ментальном, интеллектуальном и моральном плане.

И не стоит сосредотачиваться на краткосрочном эффекте, не будем упускать из виду вещи символического порядка, иногда они имеют больше силы, чем какие-то эмпирические реалии.

Бои на улицах Праги после вторжения войск стран Варшавского договора, 21 августа 1968 года. Фото: Libor Hajsky / AFP

Подавление восстания в Будапеште в 1956 году, вторжение в Чехословакию в 1968 году имели важные и длительные последствия. На Западе, в первую очередь во Франции, эти события очень сильно повлияли на левую интеллигенцию.

Они, наконец, открыли ей глаза на феномен советского тоталитаризма. Названный Раймоном Ароном «опиумом для интеллектуалов», марксизм-ленинизм перестал восхищать многих мыслителей, которые покинули Компартию Франции. Иными словами, 1956-й и 1968-й были поворотными моментами в плане метаполитического. Борьба идей и ценностей была проиграна КПФ и марксистами-леваками. Антитоталитарные левые идеи начали потихоньку распространяться, а интеллектуалы заново открыли для себя либеральные идеи.

— Почему почти молчит Германия? Это объясняется тесными связями между Москвой и Берлином, которыми немецкое правительство не хочет жертвовать? (Германия уже не «молчит», а активно действует в союзе со всеми демократическими государствами мира против агрессора — А).

— Между Германией и Россией существует экономическое и торговое партнерство. Это нельзя ни в коем случае рассматривать как союз. Если немецкие власти и смогли установить тесные связи с Россией, то потому что чувствовали себя в безопасности. После вывода советского контингента, вступления Польши и других стран Центральной Европы в НАТО вопросы безопасности для Германии были сняты. После этого торгово-экономические связи с Россией могли развиваться свободно.

Возвращение на сцену «русской угрозы» ― в случае закрепления российских войск в Крыму и нарушения украинского суверенитета ― возымеет последствия и для Германии. Уже сейчас отношение немцев к России совсем не такое, как еще несколько лет назад. Многие в Германии обеспокоены, и я говорю как о дипломатах, так и об экспертном сообществе, и военных кругах.

Германия не пожертвует безопасностью Европы ради торговых преимуществ. Российская власть не может рассчитывать на новый Рапалльский договор (в 1922 году РСФСР и Веймаровская Германия заключили торгово-политический договор, ознаменовавший окончание изоляции Советской России ― прим. «Ленты.ру»), еще меньше может рассчитывать на фантасмагорическую идею «оси Париж-Берлин-Москва» (о желательности создания такого политического блока часто рассуждает, например, «евразиец» Александр Дугин ― прим. «Ленты.ру»).

— Польша, Франция и Германия выступали активнее прочих в ходе самого украинского кризиса, первый этап которого завершился бегством из страны президента Виктора Януковича. Но после эскалации конфликта их место заняли англо-саксонские страны и их союзники. Почему так произошло?

— Первым делом напомню, что Польша, Франция и Германия сами являются союзниками стран, которые называют англо-саксонскими. Все эти страны участвуют в тех же евроатлантических структурах, связаны едиными гарантиями безопасности (ст. 5 Североатлантического договора) и формулируют внешнюю политику согласованно. Это осуществляется через постоянное взаимное согласование позиций, что может создавать впечатление беспорядка, но не стоит недооценивать степень единства Запада.

Министры иностранных дел Польши и Германии Радослав Сикорский (слева) и Франк-Вальтер Штайнмайер после встречи с украинской оппозицией в Киеве, 21 февраля 2014 года. Фото: Сергей Супинский / AFP

В последние годы США рассчитывали на то, что Европейский союз и его члены [в индивидуальном порядке] сами стабилизируют свое геополитическое окружение на восточных и южных границах. По обе стороны Атлантического океана союзники обсуждают это «разделение бремени» в уступчивой и неформальной манере.

Согласно этому разделению ответственности, Евросоюз отвечает за Украину и восток Европы, именно с его помощью должны проводиться политические и экономические реформы в этих странах, а США перераспределяют свои силы на Ближний Восток и в Азиатско-Тихоокеанский регион.

Как только международная ситуация обостряется ― как сейчас ― и на первый план выступают военные вопросы и вопросы безопасности, это означает предел компетенции Евросоюза как образцовой модели властного организма, выстроенного на принципах гражданского, [а не военно-политического] сотрудничества. Европейские союзники обращаются [для разрешения кризиса] к американской помощи, вступает в действие НАТО. Таким образом, существует стройный геополитический механизм евроатлантического альянса, который может иметь переменную геометрию. Это гибкая и эффективная система.

— В Европе возможна «большая война» из-за украинского кризиса?

— Всегда надо предвидеть худшее ради того, чтобы оно не наступило. Ничто не дается навсегда, в том числе и мир, и мир ― это вещь куда более хрупкая, чем о нем сейчас принято думать. Надо очень внимательно следить за тем, как работает зубчатая передача [в процессе принятия политических решений] и как развивается логика ситуации.

— Но в любом случае это конец архитектуры европейской безопасности периода после «холодной войны»?

— Это не простое возвращение к ситуации «холодной войны», хотя все это сильно ее напоминает. Некоторые, и это очевидно, хотели бы вновь выстраивать свою политическую идентичность и свой личный «властный проект» на идее противостояния Востока и Запада. С точки зрения европейцев, устойчивость восприятия и сила дискурса такого типа в России поразительны. Складывается впечатление, что для российского руководства «холодная война» была чем-то вроде Belle Époque. Они хотят вернуться в нее, как будто такое возвращение к противостоянию Востока и Запада механически выдвинет Россию в ведущие мировые игроки.

На Западе такой мыслью не руководствуются. Там хотели бы посвятить себя разбору каких-то внутренних вопросов и поиску ответов на вызовы будущего ― на рост могущества стран Азиатско-Тихоокеанского региона, на общепланетарные проблемы вроде демографической, климатической или распространения ядерного оружия. Отсюда эта «перезагрузка»: примирительная дипломатия после Грузии базировалась на вере, что Путин в своих отношениях с Западом ищет лишь улучшения условий торговли. Это заблуждение объясняет первоначальное удивление Запада.

Если мы скатимся в новую «холодную войну», то это станет следствием российского геополитического ревизионизма, имеющего подоплекой опасный реваншизм. Этого нельзя исключать. Говоря о ситуации последних лет, уже можно говорить о «холодном мире» между Россией и Западом.

Остается отметить, что контекст ― как общеевропейский, так и глобальный ― изменился. Линии раздела сейчас будут проходить на несколько сотен километров дальше на Восток, а большинство европейских стран ― уже члены евроатлантичских организаций.

У России нет не только той же мощи, что у СССР, но, и это в первую очередь, у нее отсутствует «Великая идея», такая идея, которая была бы достаточно мощной, чтобы мобилизовывать и привлекать союзников. Марксизм-ленинизм был одной из форм милленаризма [ожидания тысячелетнего Царства Божия], который просто не называл себя по имени, — так, во всяком случае, его интерпретировал Николай Бердяев. Он имел власть над воображением тех, кто требовал абсолюта, но отвергал небеса. Евразийство ― это идеологическая поделка, которая никого не обманет.

Наконец, изменился баланс могущества между Россией и Китаем. Одинокая, лишенная реальных союзников, отказавшаяся от структурных реформ и не сумевшая обновить основы своей власти, Россия может закончить тем, что станет «ближним зарубежьем» Китая.

—

Беседовал Александр Артемьев, опубликовано в издании  Lenta.ru

В тему:

• Как Россия раздувает антиукраинскую истерию на Западе: Сеть и агенты
• Операция Кремля «Аншлюс Украины»
• Путин «СССР» не построит — у РФ не хватит денег на «взятки» соседям, — Financial Times
• Тимоти Снайдер: Не дайте Путину схватить Украину