Дважды в плену

Версия для печати

«На любой войне тебя «берут», потом бьют, и лишь потом начинаются разговоры… Плен в Славянске - это детский сад в сравнении с Луганском». Журналист Юрий Лелявский побывал в плену в Славянске и Луганске. Об увиденном, пережитом и том, как это его изменило.

С Юрием Лелявским - львовским журналистом, внештатным корреспондентом телеканала ZIK и фрилансером других медиа, мы познакомились в июле. Ниже - интервью, в котором Юрий рассказал о 15 днях плена у боевиков «ДНР» в Славянске Донецкой области, а также опыт работы в горячих точках на Майдане и в Крыму.

За день до запланированной публикации стало известно, что Юрий снова в плену - на этот раз у «ЛНР», как потом выяснилось - на долгих два с половиной месяца. В целях его безопасности мы не печатали первую часть интервью, и теперь вниманию читателей - уже два «элемента биографии» Юрия Лелявского, которому пришлось лично пережить все «горячие» и болезненные эпизоды новейшей истории Украины. И - сохранить оптимизм.

“- Юрий, до событий этого года вы имели опыт работы в горячих точках?

- И да, и нет. На самом деле, говоря «да» - я, скорее, иронизирую. Первым таким случаем для меня стало 9 мая 2011 года, когда во Львове возле холма Славы - места, где похоронены погибшие во время Второй мировой, произошла стычка между «националистами» и львовскими ветеранскими организациями. Недовольные бросались камнями, в том числе и в милицию... А журналисты стояли посередине. Тогда я впервые понял, что иногда не все от тебя зависит. И порой надо думать не только о снимаемом кадре, но и о том, как голову прикрыть. Конечно, в сравнении с тем, что мы пережили недавно - это мелочь.

- Вам приходилось попадать в опасные ситуации на Майдане? А в Крыму?

- На Майдане, когда штурмовали Украинский дом, меня облили водой - получил воспаление легких. А 19 февраля - об этом не все знают - «беркутовцы», стоявшие в центре Майдана, под «Глобусом» возле стелы, отбивались от майдановцев камнями и... «коктейлями Молотова». Я делал там фоторепортаж. Ну и по ходу попал под «бомбардировку».

Камни, брусчатка, арматура, которые бросали в майдановцев силовики, стучали по каскам и как дождевые капли билиась о металлические щиты. Впрочем, майдановцы отвечали не менее ожесточенным «огнем». А еще начали падать гранаты со слезоточивым газом. Только противогаз и спасал. Снимать вообще почти не было возможности, из глаз - слезы, дышать трудно, следишь, чтобы тебя “молотов" не попал, по щиту камни стучат, кого-то ты со стороны поддерживаешь, кто-то поддерживает тебя, а тут еще из поцарапанной руки кровь стала сочиться, потому что «молотов» правую ладонь обжег. А примерно в 12 часов «бой» прекратился, со сцены начали призывать к переговорам.

Я решил, что на сегодня это все, и пошел обратно в больницу долечиваться, потому что в то утро сбежал из палаты. От того, что надышался газа, мои легкие, еще не вылеченные после воспаления, дали сбой, снова поднялась температура, и утро 20 февраля я провел в больнице, еще тогда не зная, что на Институтской снайперы убивают людей. Кто знает, возможно это воспаление, из-за которого я остался в больнице, мне жизнь и спасло.

Впрочем, мои так называемые «ранения» - это все-таки мелочи по сравнению с жертвами 20 февраля и тем, что произошло в Крыму и на Донбассе... Я имел возможность сравнить эти опасности.

Сразу после Майдана был Крым... Ну, тот знаменитый десант «зеленых человечков». Крымские приключения начались для меня еще по дороге. Проводница предупредила, что вагон будет проверять местная крымская самооборона. Ночью они зашли, спросили, нет ли здесь иностранцев или журналистов. А именно их и ехал почти весь вагон, были журналисты даже из Чили. Но проводница сказала, что здесь таковых нет.

Как только я вышел из поезда в Севастополе, меня сразу, прямо на перроне обыскали люди с шевронами «кубанское казачество», видно, обратили внимание на мой огромный рюкзак. В карманах у меня лежали майдановские бейджики, но они не поняли, что это. Узнав, что я журналист, старший патруля сказал: «Заклинаю тебя, пиши только правду». Они были более или менее адекватными.

Затем у моего отеля - снова обыск, уже «самооборона Крыма». Помню, я еще несколько вызывающе с ними говорил, шутил - не понимал, к чему это может привести. Мне пришлось осторожно снимать, а для одного сюжета даже повесить георгиевскую ленту - с ними на самом деле ходил весь город. Я так и сказал в сюжете: «Чтобы снять, что происходит здесь, украинский журналист должен ее надеть».

А еще в Крыму произошел у меня такой «прикол». Кто-то сказал мне, что неподалеку воинская часть, где воины остаются преданными Украине. Поехал туда, на заборе увидел нарисованный трезубец - подумал, что точно наши. Говорю: «Ребята, я из Львова, что у вас здесь происходит, как оборону держите?». Ко мне вышел человек в балаклаве и говорит: «Слушай, иди отсюда по-хорошему». Ошибочка вышла. Ну, я и стартанул оттуда. У меня еще камера была включена - так потом показал это на ZIK.

Я все видео снимаю сам, без оператора. Когда записывал на камеру захват русскими солдатами части украинской морской пехоты в Перевальном, тоже без приключений не обошлось. Моя камера - довольно «недальнобойная», поэтому мне надо было подойти ближе к части. Один из солдат сказал: «Не подходи, не снимай». Мои доводы о «зуме» не помогли, он лишь замахнулся автоматом по камере. Я решил подняться на холм: военная часть находится в долине, а я хотел всю панораму снять.

Там я увидел российских военных - перед тем, как захватывать наши части, они где-то выше располагают снайперов и минометные расчеты. Если украинцы будут оказывать сопротивление, то сверху их «накроют». До сих пор помню тот момент: крымские холмы, утро, тропа ведет через густой колючий кустарник, я дерусь наверх и вдруг фиксирую сбоку солдат, идущих «цепью» один за другим.

Я накинул капюшон, прижался к дереву, черный ствол слился с моей черной курткой и, к счастью, они меня не увидели. То, вероятно, были бойцы разведроты, поскольку были одеты в маскхалаты; они медленно «проплыли» мимо меня, как в фильмах о войне. Иначе это могло закончиться очень плохо: одно дело, когда солдат на людях внизу замахивался на мою камеру, а другое - когда журналист попадается военным в лесу. Но все равно, Крым для журналиста был значительно безопаснее нашего «Юго-Востока».

- Там вы сразу попали в плен?

- Нет, кое-что успел увидеть и снять... Я прибыл в Донецк и сразу понял, как там все непросто. Сначала пошел к баррикадам возле ОГА. Там они, как и на Майдане, имели в большей степени символическое значение. Я спросил «ополченцев», можно ли снять баррикады на камеру. Они согласились, если снимать без лиц.

Поэтому я начал снимать, и им, наверное, показалось, что я не выполняю условия. Они пытались отобрать камеру. Началась ожесточенная схватка, мы все попадали на землю, и я до сих пор удивляюсь, каким образом камеру у меня все-таки не отобрали. Какой-то командир сказал, чтобы мы прекратили - я ему объяснил, что лишь хотел снять видео. В таких ситуациях, когда надо договариваться, журналисту важно иметь актерские способности. Кстати, даже наша борьба частично записалась и попала в мой сюжет.

В тот же день мы поехали на первую тренировочную базу теперь уже знаменитого батальона «Донбасс». По дороге я везде видел пустые блокпосты. Один человек сказал: дальше стоят люди с автоматами. После событий под ОГА я весь напрягся, вынул флешку из камеры... И действительно, вижу, стоят - с оружием, в камуфляже. А потом в глаза бросается наш флаг, красные береты - это Нацгвардия. Я как буд-то попал в 1945-й и почувствовал то, что чувствовали люди, когда нашу землю освобождали от немцев, - я был рад, потому что думал, что там стоят представители «Оплота» (одн аиз организаций боевиков «ДНР». - ТК).

Потом поехал в Славянск, и уже совершенно точно понимал, что там надо работать очень аккуратно. Психологически готовил себя к тому, что, возможно, со мной что-то случится. Написал черновики смс-ок для редакции и родных, на разные случаи. Например (Юрий показывает смс в телефоне. -ТК): «Да! Я в Славянске, если долго не выхожу на связь, поднимайте кипишь :)». Еще одна была: «Попал в плен в Славянске». Но ни одну отправить не успел.

- Как Вас задержали?

- Я заранее подготовился к поездке в Славянск: нашел знакомых моих знакомых, чтобы ехать к кому-нибудь местному. Этот этап подготовки всегда нужен, а в военной журналистике - крайне. Меня ждали даже несколько человек - девушка, женщина постарше и парень. Я все думал, кого лучше взять в проводники... Взял женщину, и здесь несколько ошибся. Когда мы пришли в центр города, у нее начался конфликт с местными солдатами-ополченцами, и таким образом к нам уже было привлечено внимание. Я подошел к людям на барикаде, спросил, можно ли снять, а они видели тот спор... Ну и все - я был задержан. В плену был 15 дней. Это как классическая «админка» при Союзе, когда алкоголиков сажали «на 15 суток»...

Я еще в начале пытался, как говорят молодые, с ними дергаться, спорить... Показывал журналистское удостоверение, говорил, что пришел к ним по аккредитации. В паспорте увидели львовскую прописку, хорошо, что не пересмотрели видеозапись, где на последнем кадре был мой стендап с примерно такими словами: «Я нахожусь в Славянске, центре сепаратизма...». Они отобрали телефон и камеру, сказали «Ладно-ладно, не волнуйтесь, пройдемте и разберемся».

Когда после задержания меня привезли в помещение СБУ, там был человек (его лица я не видел) с явно русским произношением. Он спросил: «Кого вы там привезли?». Ополченцы говорят: «Вот, под журналиста косит». Тот, кого я считаю русским, в ответ: «Ну тогда в подвал его». Вот он единственный, кого я видел с русским произношением. Все охранники и те, кто меня удерживали, были жителями Донбасса, многие именно из Славянска.

Сначала меня завели в большую камеру, где было много людей. Там я увидел журналиста Сергея Лефтера. Пленным запрещали говорить, но мы шепотом общались с Сергеем и другими заключенными. Я познакомился с очень хорошими ребятами Пашей Юровым и Дэном Грищуком - теми деятелями искусства, которых так долго не могли освободить... Их задержали в один день со мной - 25 апреля. Они сами родом из Донбасса, только в тот день приехали посмотреть, что творится в Славянске, вели себя совершенно мирно... К ним прицепились только за желто-синий флаг. Когда я вышел из плена - был уверен, что их освободили, ведь из нашей камеры их куда-то перевели.

Войну я не видел, но слышал. Три дня со мной в камере сидел полковник Вооруженных сил Украины, и он объяснил мне, как на слух определять виды легкого стрелкового оружия - автомат, пулемет... Я воспринимал звуки выстрелов, как музыку: раз стреляют, значит, армия приближается и нас должны освободить. И наоборот - так грустно становилось, когда стрельба прекращалась. Но с другой стороны понимал, что для нас приход армии представлял и опасность: в подвалах был хаос, охранники бегали туда-сюда, и в случае чего могли значительно жестче отнестись к нам, или просто - застрелить.

В тему: В Славянске вместе с депутатом Рыбаком был замучен 19-летний активист Евромайдана, студент КПИ

***

...Часто реальная картина очень отличается от того, что Вы читали в СМИ об этом раньше.

- То есть, по-Вашему мнению, украинские медиа на тот момент, когда Вы оказались в Славянске, освещали ситуацию на Донбассе необъективно?

- Иногда - очень необъективно. Прежде чем ехать туда, я много статей прочитал. В большинстве писалось примерно следующее: «Небольшая кучка людей терроризирует весь город»... Я думал, что так и есть: какая-то фигня творится - такой большой город Славянск и несколько террористов... А на самом деле на тот момент за «ДНР» было много местных жителей. Сейчас, конечно, иначе, когда начали «Градом» обстреливать. Тогда местные надеялись, что Россия их быстренько примет, как Крым. Некоторые СМИ писали о жителях Донбасса как о грубых невеждах, будто там быдло одно живое - это тоже неправда.

И вообще контекст журналистских материалов такой был: «Вот мы сейчас придем, за три дня их завоюем». Писали то, что террористы плохо вооружены, а они изначально имели много оружия. Теперь освещают более объективно, а тогда явно преуменьшали опасность по неизвестным причинам. Видимо, просто по незнанию. Кроме того, часто публиковалась просто недостоверная информация.

Как-то в подвал ко мне зашел кто-то из охранников и на ноутбуке показал какой-то сайт (не запомнил, какой именно) с новостью «Украинская армия ведет бои в Славянске и он через пару часов будет взят». А в это время у нас была полная тишина. Может, тогда наши просто где-то прорвались через блокпост, и кто-то радостно поспешил отчитаться, а журналист информацию не проверил.

Зато на некоторых важных вещах журналисты внимание не акцентируют. Например, на том, что от этой войны страдает действительно много мирных людей. Не надо радоваться каждому выстрелу, который «приближает нас к победе». Этот же выстрел означает смерть, и это большой вопрос, будет ли она чем-либо оправдана.

- Как психологически защитить себя, если плен все же случился?

- Во-первых, надо помнить, что если вы попали в плен - это не конец жизни, а элемент биографии... Лучше воспринимать происходящее, как фильм, участник которого - ты сам или кто-то на тебя похожий. Важно верить в это, и тогда кино закончится - ты встанешь и пойдешь. Рано или поздно так и будет.

Во-вторых, надо осторожно общаться с охранниками, пытаться любыми путями избежать конфликта. Не реагировать на оскорбления. Если в твой адрес звучат плохие слова - пойми, оскорбляют не тебя, а ​​какого-то его абстрактного врага, против которого этого человека настроили. В плену надо ставить перед собой психологический щит.

Пленители тоже уважают твердость. Если человек спокоен, порой это даже может вызывать нечто вроде уважения у тех, кто его пленил, и наоборот - нервозность может им же передаться. Это знают уголовники - ведь они осознают, что за свою деятельность однажды они могут быть арестованы... Когда «малолетка» с автоматом тобой руководит и обо всех вопросах, даже элементарном походе в туалет - надо его просить... Многим с этим трудно мириться, но ни в коем случае не надо конфликтовать.

Из своего опыта знаю, что первые 2-3 дня желательно поменьше о чем-либо охранников просить. Лучше воздержаться и понаблюдать, кто из них более адекватен, более лоялен. А затем аккуратно вступить с ним в определенный психологический контакт, и тогда, возможно, он поможет хоть как-то. Не выпустит, конечно, но может принести чай в холод, например.

Меня в плену вообще не били - по каким-то причинам. А другим пленным крепко доставалось. Если бьют, желательно терпеть молча, насколько это возможно. Потому что когда пленные сильно кричали: «Больно!», то охранники добавляли жару со словами: «Сейчас покажу тебе, что значит больно». А когда ты - их боксерская груша, будешь молчать и терпеть и не будешь двигаться, они тебя оставят. Надо помнить, что садисты - явные и латентные - есть в каждой армии. И особенно на таких войнах, на необъявленных. Там чуть ли не все - недовольны жизнью.

В тему: Заложники и террористы так называемой ЛНР: бессмысленный ...

- Степень опасности во время вашей работы возрастала в геометрической прогрессии...

- Да, как и события в нашей стране за последние полгода. Когда я видел, как горит улица Грушевского, то думал: хуже быть уже не может. А потом все это одно за другим ... отжали Крым, теперь восток... Остается только один вопрос: что может быть дальше?

- Каким вы видите выход из ситуации?

- Если воевать - то правильно. Тупо обстреливать города, где есть сторонники «ЛНР» или «ДНР», нельзя. Потому что снаряды попадают всюду. Обстрелы - это подарок Путину. Будут находиться другие добровольцы для «ополчения», которые будут верить, что защищают мирных людей от украинской армии.

Я считаю, что нужны переговоры. Они необходимы были изначально. Надо было таки выяснить, чего хотят те, кто поддерживает «идею Новороссии». Ни одно наше правительство не слушало жителей Донбасса. В «ДНР» не только Гиркин, там есть люди гуманитарных профессий. Каждая война состоит, в том числе, и из переговоров. А кто говорит, что с террористами их вести не надо, или не понимает ситуацию, либо ему война чем-то выгодна.

В тему: Логика принципа «Никаких переговоров с террористами»

Крайне важно защищать границу - потому что мы давим здесь, а через дырки просачиваются новые танки. Мы уничтожили вражеский пулемет - на следующий день на его месте появляется новый. Все пулеметы России мы не уничтожим, лишь напрасно потратим много денег. Уже хватит воевать.

Я собираюсь снова ехать на Донбасс. Там творится история нашей страны. В истории есть плохие и хорошие эпизоды, этот - плохой, но его очень важно увидеть. К тому же именно в том подвале, где я сидел, осталось много людей - моих товарищей, и есть возможность их оттуда извлечь. Я сегодня говорил с людьми, которые имеют влияние... Это очень сложные переговоры. Но нужно говорить, в том числе, и с противоположной стороной, применять все возможные методы. После такой ситуации, в которую я попал (в плен. - ТК), каждый, я думаю, хотел бы как-то помочь. Я чувствую, что использовал еще не все шансы.

Конечно, я боюсь, страх никуда не делся, такие события очень сильно влияют на нервную систему. Но попробовать надо. Если все-таки не я поеду, то буду давать инструкции. Есть много идей по созданию общей организации, которая помогала бы освобождать пленных, поскольку до сих пор все действия очень распылены”.

***

24 июля, накануне запланированной даты публикации интервью, стало известно, что Юрий Лелявский вторично попал в плен. Юрий успел послать смс-сообщение коллеге Владу Якушеву: «Везут в Перевальск. К Козицыну». После этого связь с ним пропала. В конце июля стало известно, что журналист жив и находится в подвале Луганской облгосадминистрации.

С тех пор никакой информации о состоянии и местонахождении Юрия Лелявского не поступало до 11 октября, когда заместитель главы Днепропетровской облгосадминистрации Борис Филатов сообщил, что Юрий Лелявский был освобожден из плена в числе шести военных при содействии генерал-полковника Владимира Рубана. Через несколько дней после освобождения, когда Юрий уже находился в Киеве, мы смогли задать ему несколько вопросов о его втором донбасском плене.

Освобождение из луганского плена. В центре - Юрий Лелявский

- Юрий, как в этот раз Вас задержали? Это были именно представители «ЛНР»?

- Я пока не хочу рассказывать подробно обо всех обстоятельствах плена, там остаются еще два человека, которые находились со мной, это может им навредить. Люди, которые нас удерживали - очень эмоциональные, они все воспринимают остро, на грани. Каждое мое неосторожное слово может навредить другим пленным.

Могу рассказать следующее. Мы ехали на машине вчетвером - я, священник Валентин Серовецкий, водитель Сергей Захаров и волонтер гуманитарной миссии из Крыма Гайдей Ризаев.

Мы уже были на территории «ЛНР», проехали город Красный Луч - там были «ребята» так называемого атамана Николая Козицына. Этот Козицын сейчас все больше уходит в «свободное плавание», и сами руководители «ЛНР» порой не знают, что с ними делать. Он - это своего рода Сашко Билый - атаман, что в условиях революции стал «народным мстителем». Формально в «ЛНР», но действуют по своим правилам. Нас задержали, забрали документы.

В тему: «Героев Донбасса» в России ждет жесткая «зачистка»

- Вы поехали на Донбасс как журналист, от ZIK?

- Нет, у меня была договоренность с одним киевским телеканалом. Хотя для ZIK я также бы сделал видео.

- Где вы находились в плену? Все время в Луганской ОГА? Как с вами обращались?

- Я находился во многих местах: сначала в Перевальске, потом еще где-то, в конце - в Луганске. Относились по-разному. Сначала жестко, потом лучше. Было и так, что не кормили пять дней - но это нормально, ведь воду давали. Надо понимать, что на любой войне тебя “берут”, потом бьют, и лишь потом начинаются разговоры.

В прошлый раз я вам говорил, что нормальные люди там тоже есть, пусть это кого-то и удивляет. И вообще - там очень разные люди. Были и гуманные - которые предписывали прекратить жесткие допросы, разгоняли особо рьяных «допросчиков».

А вообще, говоря о двух моих задержаниях, могу сказать, что Славянск - это детский сад в сравнении с тем, что было в Луганске.

- Почему вас так долго не выпускали?

- Сначала меня принимали за военного, за разведчика и вообще за диверсанта, поэтому не собирались менять, угрожали расстрелом. Но я доказал, что являюсь журналистом - они по интернету посмотрели, проверили. Еще в начале я говорил им: «Если всплывет, что вы убили журналиста и священника, это будет минусом для вашей идеологии».

Потом мне сказали, что меня, возможно, обменяют на российского журналиста Андрея Стенина, который пропал без вести. Когда нашли тело Стенина, заявили, что их обмен задерживается, и я ждал новых вариантов. Священника, которого задержали вместе со мной, выпустили раньше - кажется, ему помогли знакомые, возможно, за выкуп. Освобождением Захарова и Ризаева никто не занимался, их не было ни в каких списках - ни в украинском, ни в “ЛНР”-овских. Я попросил внести их в списки. Очень надеюсь, что в следующей партии их тоже обменяют.

Моим официальным освобождением занимался Владимир Рубан. Во время перемирия начались обмены «всех на всех». Меня обменяли вместе с украинскими военными, скорее всего, на боевиков «ЛНР». После освобождения нас на несколько дней повезли в Днепропетровск, теперь я в Киеве. Через пару дней собираюсь, наконец, поехать домой, во Львов. Но до того, как меня освободили, меня расконвоировали, и я успел увидеть окруженный Луганск.

- Что это значит - расконвоировали?

- “Тюремщики” мне сообщили, что я внесен в список обмена и за меня просил даже второй Президент Украины Леонид Кучма. Сказали ждать, что обмен будет скоро. Я не очень поверил, потому что столько раз все срывалось. Даже начал планировать побег.

Может, они что-то такое почувствовали или кто-то понял мои настроения. Мне хотелось их убить, бывало, в подвале только об этом и думал. Даже представлял, как буду искать в оптический прицел людей в кубанках... Вдруг мне предложили это расконвоирование. Кто-то из их сказал: «Давай я попробую тебя расконвоировать, и к тому времени, когда начнется обмен, покажу другой Луганск, чтобы ты не думал, что мы здесь звери».

По сути, я был вроде как под «домашним арестом». Перед тем мне напомнили, чтобы я не делал глупостей и «не становился на лыжи», потому что обмен будет, огонь прекращен, и бежать уже смысла нет. Меня уже под символическим присмотром вывели в город, но при этом контролировали, возили ночевать по различным помещениям.

Я мог убежать, но интуитивно почувствовал, что обмен таки будет, и лучше его дождаться, а не снова попасть к какой-нибудь группе боевиков или на мину. Однажды я ночевал в заброшенном из-за войны ночном клубе. Это был такой сюрреализм, как в кино: зеркала, кожаные диваны, пилоны, где раньше танцевали стриптизерши, полная тишина и только эхо моих шагов, а за окном - стрельба.

Мне кажется, “ЛНР”-овцы чувствовали определенную вину, что ни за что меня продержали более 50 дней. Моему расконвоированию могли помочь и местные журналисты, которые, еще когда я был «зеком», пытались как-то помочь. Они просили за меня комендатуру «ЛНР» - это была некая журналистская солидарность. Нормальные люди там тоже есть.

Я благодарен всем, кто мне помог, и Кучме тоже. Все это вместе сработало. Но такая «послабуха» и свобода была только в конце. В начале все было не так мажорно... За неделю пребывания в городе я, как говорится, «оттаял». По крайней мере, желание убивать прошло. Хоть это хорошо.

- Вы увидели оккупированный Луганск, местных жителей... Какие впечатления от всего этого?

- Я ходил по улицам, минуя патрули, слушал разговоры местных жителей. Я впервые увидел, как выглядит окруженный город. Окна, где еще ​​сохранилось стекло, заклеены крест на крест бумажными полосками. Как в фильмах про 1941 год. Магазины не работают. Витрины разбиты. Под ногами разбитое стекло, осколки мин, на тротуаре - воронки от снарядов. Все эти пустые улицы, нет света и воды, связи, только стаи перепуганных, контуженных от взрывов бездомных собак и иногда на джипах патрули ополченцев .. И ни одного человека... Гейстебург, город-призрак...

Как местные выживали? У них все сводилось к поиску - где достать хлеб, воду, сахар. Денег у большинства людей уже не было, происходил натуральный обмен. Луганчане собирались в трех местах - выдача воды, выдача гуманитарной помощи и места, где иногда появлялся мобильная связь, туда сразу приходило много людей. Иногда до двух сотен.

Я хотел понять настроения людей - слушал разговоры, будто местный, не говорил, что я журналист. Главное в настроениях - страх, потом обида на нынешнюю украинскую власть. Я бы не сказал, что там держат зло на Украину - они к ней имеют где-то такие же чувства, как и мы, прожили здесь большую часть жизни. А вот тем, кто сейчас в Киеве у власти, там отношение очень отрицательное...

- А за пределами города что-то успели увидеть?

- Да. Невероятно сильно меня поразили места недавних боев. Мне удалось попасть в поселок Хрящеватое, где еще ​​несколько дней назад стояла украинская армия. Затем наших оттуда выбила «ЛНР». Что я там увидел? Это некий апокалипсис... Почти полностью разрушены дома, уцелевшие, - без стекла и крыш.

Некоторые руины еще дымят. Обожженные фруктовые деревья, между ними на тропах выгоревшие трупы убитых свиней, лошадей, коров. Всюду воронки, местами из травы торчат неразорвавшиеся мины, болванки «Градов». На кустах «растяжки». Людей почти нет. Оставшиеся снуют между пожарищами, как привидения, вдрызг испуганные. И такие же перепуганные большие бездомные псы, ластятся к каждому встречномуй человеку. Вероятно, контузии от взрывов сбили с собак всю агрессию и превратили их в котят.

В некоторых дворах - кресты. Это могилы погибших местных. Некоторых хоронили прямо в их же дворахе, потому что не было возможности везти на кладбище, когда шли бои. Под ногами ковер из гильз, осколков, пулеметных лент, патронов. Куда ни глянешь, валяются простреленные каски, солдатские казенки, фляги, трубы гранатометов, магазины АК, окровавленный камуфляж, бинты, медикаменты.

Очень много подбитой бронетехники. Нашей... Рядом личные вещи экипажа, разбросанные взрывом: обожженные разгрузки, пробитые «броники», берцы, танковые шлемы, иконки, крестики, письма, фотографии женщин, детей... И раздутые от жары, погрызенные собаками, обгоревшие тела наших солдат... Больше всего я боялся увидеть там своих знакомых из Львова... Это так ужасно, что и не описать.

- Вы считаете, что стоит сложить оружие?

- Есть точка зрения, что сейчас нам надо временно остановиться, по крайней мере, прекратить слишком силовой (артобстрелы, авиаудары) военный путь решения вопроса. Пусть они там, на Донбассе, сами разбираются, какие правительство и власть им нужны. Кто знает, возможно, в этом есть смысл... Ведь таким ведением войны, как сейчас, мы точно ничего хорошего не добьемся, только будут гибнуть люди, а это так страшно.

Самое обидное, что все это можно было обойти. Донбасс мог бы остаться в составе Украины. Эти невольщики мне тоже говорили, что сами такого не хотели, многие из них не планировали брать в руки оружие. Это искусственно созданная ситуация некими силами в Украине и, конечно, за пределами Украины. Теперь, когда уже пролилось столько крови, мы все дальше отходим от точки невозврата - может, пока мы и не очень далеко, но...

Мне кажется, Киеву не стоит забывать, что там живут такие же граждане Украины. Они имеют паспорта с трезубцами, у большинства из них есть родственники в других областях Украины. Я думаю, следует направлять туда гуманитарную помощь - это стало бы позитивным шагом украинской пропаганды, и это не очень дорого, хотя технически - непросто.

Также следует провести ревизию среди добровольческих батальонов, потому что некоторые подразделения «добровольцев» там делают, что хотят, ведут себя так, будто они находятся уже не в Украине, а на оккупированной вражеской территории, с которой рано или поздно надо будет уйти, и уйти не с пустыми руками... Бойцы регулярной армии ВСУ ведут себя значительно лучше, и местные это чувствуют. Я слышал, бывало, такое, что местные просили солдат-срочников защитить их от добровольцев, стоявших рядом.

- Пожалуй, гораздо сложнее было психологически защищаться в этот раз? Такой длительный плен уже не назовешь «эпизодом в жизни журналиста, который чему-то учит?»

- Почему? Я до сих пор так считаю. Любое значимое событие чему-то учит. Лишение свободы - это все-таки неординарное событие. В плену ты учишься общаться с разными людьми, устанавливать с ними контакты, выживать. Из чего можно извлечь пользу.

Первый раз люди были спокойны. Теперь - жесткие, потому что шла ожесточенная война. Надо было включать другие средства психологической защиты. Например, есть такая восточная (кажется, тибетская) методика - смотреть на человека, представлять его череп и мозг и мысленно будто бы к нему обращаться: мол, достаточно, останавливай агрессию. Иногда у меня это срабатывало...

Также ни в коем случае не надо жалеть себя - а в первые дни это состояние наступает у каждого, даже у мужчин. С этим надо бороться, потому что это может только навредить - убивается любая внутренняя сила сопротивления. Ударили тебя - это ничего, не стоит на этом зацикливаться. Я также успокаивал себя тем, что если сейчас я терплю сложности, то это за определенные мои плохие поступки в прошлом. Говорил себе: «Хорошо, что терплю такое, а не хуже».

Ну, возможно, это кого-то удивит, но после всех этих «приключений» я стал спокойнее, сдержаннее. Потому что когда стоишь на грани жизни и смерти, то приходит понимание, что не стоит терять нервы и собственную душевную энергию на всякие мелкие конфликты, бытовые или личные проблемы. Есть вещи более важные, стоит концентрироваться только на них. Ну, и еще, поскольку там кормили не очень хорошо, я научился обходиться минимальным количеством пищи. Организм к этому приспособился, я смог сохранять работоспособность и стимул к выживанию. Я научился психологически преодолевать страх перед голодом...

- Что думаете делать дальше? Можно представить, как трудно было дважды такое пережить. Вернетесь в «мирную» журналистику?

- У меня было много времени подумать! Я хочу сделать документальный фильм о нашем «Юго-Востоке». Еще до заточения, а также во время его, я успел кое-что снять на видео. Мне удалось скрыть и сохранить флешку с этими материалами. У меня после того, что я там насмотрелся, есть несколько идей, как можно рассказать о ситуации на Донбассе.

Там все еще ​​не закончилось, и, возможно, я снова поеду туда в рабочие поездки. Сейчас ищу деньги на этот проект, хочу приобрести камеру. У меня был разговор с одним телеканалом, но я не очень такому подходу доверяю. Я уже имел печальный опыт, когда мою идею просто украли, поэтому над фильмом хочу работать сам.

- Надеюсь, вам больше не придется пережить подобное. Берегите себя...

- Я тоже надеюсь. Закончу историей, которая произошла со мной - она такая странная, что в нее даже не все верят. Когда я выходил из Славянска, нашел в одной из камер желто-синий шарф, знаете, такой с бахромой на концах и надписью «Украина»? Я еще тогда подумал, что он, возможно, принадлежал киевскому театральному режиссеру Павлу Юровуа, который тоже был заключен в том подвале. Я подобрал его и забрал с собой, не хотел, чтобы его использовали как тряпку для мытья пола. Привез во Львов.

А в этот раз при обмене, когда чиновник изс “«ЛНР”-овской комендатуры оформлял мне пропуск на выход из Луганска, то вдруг говорит: «Ты едешь, домой, на Украину, это тебе там пригодится», и что-то достает из ящика в столе. Я смотрю, а это... почти такой же шарфик! Представляете? Ну, символизм! Я не знаю, где он его взял, но мне было приятно увидеть здесь, в Луганске, где вокруг вооруженные люди с георгиевскими лентами, часть Украины. Я был в шоке, конечно, от такого совпадения. Точно знаю, что третьим шарфиком я бы не хотел пополнить свою коллекцию :).

Фото предоставлены Юрием Лелявским

(Публикуется с сокращениями).

—

Екатерина Толокольникова, опубликовано в издании  Телекритика

Перевод: Аргумент

В тему:

• Жизнь в захваченном боевиками Луганске в вопросах и ответах
• В плену у ДНР: рассказ освобожденного волонтера
• Как я был «робокопом» в плену у «ДНР»