Чем живет постМайдан: Черный «Майбах», Одноногий Тихарь и ожидание «зачистки»
Версия для печати
Сейчас на Майдане постоянно живет 2-3 тысячи человек. «Мы здесь сами по себе и сами от себя», — этот тезис на двух языках повторяют десятки людей. Журналист провел две ночи на Майдане, чтобы выяснить, чем сейчас живут активисты и как они ведут себя с оружием.
Очевидны изменения Майдана после падения режима Януковича — уменьшение поддержки извне и снижение среднего социального уровня. Он теперь ближе к среднему украинскому, чем к среднему киевскому. Вокруг нет очереди из машин, которые раньше привозили шины и дрова.
«Мы здесь сами по себе и сами от себя», — этот тезис на двух языках повторяют десятки людей.
Сейчас на Майдане постоянно живет 2-3 тысячи человек. Около тысячи активистов из разных сотен живут в палатках. Несколько сотен — в Украинском доме на Европейской площади. Пятьсот — в КГГА. Но постепенно они покидают здание и переселяются в отель «Казацкий».
Также активисты остаются в Октябрьском дворце, консерватории, департаменте архитектуры, Нацсовете телевидения и радиовещания, в отделении связи в помещении Главпочтамта, офисе «Киевстара», магазине Bosco и еще в нескольких меньших лавочках и офисах.
Отдельный «филиал» Майдана — захваченный антикоммунистами офис КПУ на Подоле.
Эти люди очень разные. Между ними существуют трения — например, между «умеренным» Украинским домом и «радикальной» КГГА. Практически никто не поддерживает новую власть: звучат фразы «променяли шило на мыло», «делят портфели, а нас слили».
Возле символической баррикады высотой по колено на улице Прорезной женщина нападает на ребят: «Чего вы здесь до сих пор стоите? Мусорите только!»
Задаю вопрос «Зачем?» десяткам людей. Ответы очень разные, но лучший итог — ответ человека лет пятидесяти из Яремче: «Мы недовольны».
Засланный казачок
Остаться на ночь на дежурстве с активистами получается не сразу. Хожу от палатки к палатке. Честно говорю, что я — репортер. Чувствую недоверие. Стандартный отказ: «Да здесь столько казачков засланных. И провокаторов».
Наконец «вписываюсь» в одну сотню.
Прихожу ночью. Сотница Люба расписывает меня на дежурство с еще тремя парнями.
Сотня называется именем западноукраинского города, однако со мной на баррикаде строитель Валера из Запорожья, студент-программист Павел из Полтавы и еще Сергей из Уманского района. А наш связной на рации у палатки — армянин Азат. Мы видим отблеск его огня в сотне метров от баррикады. Несколько раз Азат приходит к нам, потому что ему там самому скучно, а тут нас четверо.
Первое время неспокойно. Сначала на уши «садится» дед с белой бородой, который призывает вновь идти на Раду и на этот раз сжечь ее: «И я не один такой». Валера в итоге не выдерживает: «Дед, извините, но не *...бите мозги».
«Я не один такой, дайте сигарету». Сигареты — навязчивая тема все эти дни. Если пища есть, то сигарет постоянно не хватает. Дед уходит, закурив. Но сразу появляется человек в пальто с широкой улыбкой. «Смотрите на него, — показывает вдаль. — Что алкоголь с человеком делает. А можно, я вам стих расскажу?»
Стихотворение оказывается длинным. Оно об Иисусе. И это еще ничего. Потому что потом человек рассказывает, что в каждой семье нужен робот, и эту информацию нужно донести до Верховной Рады.
В конце-концов мы перенесли и этого, но приходит мужчина в возрасте с алюминиево-пластиковой палкой.
«Тоже стихотворение будете рассказывать?»
«Ха... А что, был и такой? Нет. Я разрабатываю законопроекты...»
После двух часов ночи становится тише.
Несмотря на теплую ночь, бочка с огнем очень помогает. Больше дров нет, поэтому понемногу жжем баррикаду: в ней много полуобгоревших досок. Надо только смотреть, чтобы на досках не было резины, потому что она сильно дымит.
Обгоревший Дом профсоюзов — хороший фон для ночных историй.
Черный «Майбах» и «хорроры» Майдана
Мы не спим уже долго, а у Валеры гипнотический голос. Вот и вспоминаются эшелоны расстрелянных рабочих в «Ста годах одиночества».
«Небесная сотня — это как минимум небесная тысяча», — говорит Валера.
«Я сам видел, как по Институтской вниз текла река крови», — смотрит мне в глаза Павел.
Они верят в то, что говорят.
Сергей только трещит во тьме древесиной, затем приносит новые доски. Вспыхивают искры.
Еще есть история об одноногом Тихаре, который три месяца жил в украинском доме.
«А тут приходит врач и давай его по мордяке лупить. Мы ему: „Вы что, инвалида?“ — „Да он такой инвалид, как ты или я!“. Словом, это был „тихарь“ ментовский, он просто худой очень, две ноги в одну штанину засунул.»
«Ну, это дела давно минувшие, — говорит полтавчанин Павел. — А сейчас здесь знаешь, что творится. Слышал уже?»
Я киваю. Уже третий день слышу о разборках между собой, о «нескольких убитых каждую ночь» и «позавчера хоронили друга.» — «Почему же никто не знает?» — «А ты видел здесь хоть одного мента?».
Активисты верят, что власть умышленно скрывает информацию об убитых на Майдане уже после революции. С тем, чтобы потом обнародовать все факты, выставить их террористами и провести полную «зачистку».
«Только последние три ночи подозрительно тихо», — говорит Валера.
(Услышанная от стольких людей история об убийствах меня стала очень беспокоить. Милиции, конечно, на Майдане нет, но врачи «скорой» постоянно дежурят в медпунктах в КГГА и Украинском доме. После увиденного собственными глазами эпизода в КГГА я все же спросил у нескольких врачей, не было ли в последние недели огнестрельных ранений. Ответ: «Слава Богу, нет!»)
«А про черный „Майбах“ скажи? — продолжает Павел. — Ты же сам видел, да?»
Сергей кивает и подбрасывает дров в бочку:
«Да, черный „Майбах“, а на нем — логотип Черной сотни».
«Где они взяли „Майбах“ за десять миллионов долларов?» — апеллирует ко мне Павел.
Правдивость их слов я за час проверил собственными глазами. К нашему посту приблизился черный автомобиль с логотипом «Черная сотня» на капоте. Но он оказался автомобилем KIA, похожим на Magentis 2006-08 лет или его аналог. Текущая цена на Slando и «Автобазаре» — от 8 до 12 тыс. долларов.
Иду на подвал
В три часа ночи на Крещатике гремели то взрывы, то выстрелы.
«О! КГГА гуляет, — смеется Валера. — А я говорил, что уже три ночи подозрительно тихо».
Ребята рассказывают дикие истории о тех, кто живет в КГГА с тех пор, как после сдачи «Свободой» здание захватили заново.
Валера уверен, что ночью между этажами КГГА «кладут растяжки», т.е. минируют проходы — результат вражды между группами. Конечно, после таких историй очень хочется туда попасть.
Но сначала стараюсь попасть в Украинский дом. Потому что ребята на баррикадах навязчиво шутят: «На подвал пойдешь!». Имея в виду именно подвал Украинского дома. Они уверены — там устраивают допросы. Время от времени сообщения об ужасах, которые творятся в подвале, появляются на Facebook.
На баррикаде нас меняет бригада под руководством маленького роста мальчика — он водитель мясокомбината из Краснодона Луганской области.
В здание меня проводят без бейджика, но со скрипом.
«А, ваша же сотня только приехала, у вас еще форуме бейджиков?» — спрашивают охранники.
Делаем лица невозмутимыми и киваем. Проходим.
В Украинском доме тихо и на удивление чисто. Здесь не слышно кислого запаха бездомности. Помыто и подметено. Ребята сразу идут мыть руки, чего я без них бы не сделал.
«Идем поедим?» — говорит Валера.
«Опять гречку с морковью?» — кривится Павел.
«Да, вот раньше у нас здесь был коммунизм, было хорошо. Но недолго».
Все трое отказываются пойти со мной показать тот злосчастный подвал. Они боятся.
«Ты туда не попадешь. Разве шо подопытной свинкой».
«А хоть где он?»
«У Художественной сотни».
Напуганный ребятами все же спускаюсь. Беру для конспирации чай и хлеб с маслом, хожу, ем и пью и якобы разглядываю картины на территории Художественной сотни. Дохожу до края. Есть табличка с зачеркнутым человечком и надписью «подумай дважды», у нее читает книгу дежурный, который тут же охраняет склад.
Нина Потарская из Женской сотни позже подтвердила мне, что туда заводили людей «на допросы». То же говорит человек из Украинского дома, который живет там сейчас. Но максимум, о чем известно о те, кого заводили, что им не разрешали говорить по телефону. И курить.
Возвращаюсь и гуляю этажами. До сих пор существует Женская сотня с собственной территорией.
Но и в обычных сотнях среди мужчин живут женщины. Меня даже удивляет джентльменское поведение мужчин с ним. «А я этого не одобряю», — качает головой на мое удивление пожилой мужчина из Ивано-Франковска.
Он собирается на рыбалку. Этот человек — с высшим образованием. Среди прочих он дал мне самый выразительный ответ на то, сколько будет стоять Майдана. «Я думаю, Украинский дом надо постоянно оставить за Майданом, чтобы контролировать власть и в случае чего быстро мобилизоваться».
Остаток ночи в Украинском доме мы не спим, а продолжаем говорить на кухне. Постоянное движение: Майдан и ночью не спит. Подтягиваются новые и новые люди. Новые истории о днях штурма, о сожженных БТРах и оторванных руках.
«Там, на Грушевского стоял один, причем из Донецка. Говорит, мне ваша революция побоку, я хочу только мента убить, — улыбается мужчина по прозвищу Бизон. — И вот этот из Донецка стал в начале Грушевского, чтобы быть первым, как менты пойдут. Тогда у него вроде не получилось. Вот теперь вместе с нами ждет новых», — говорит Бизон.
Он с Херсонщины. Имеет большую голову и мускулистые руки. Бизон жалеет, что милиционеров, которых брали в плен 18-го, отпустили. «Никто так и не наказан. Надо было самим».
Как в Украинском доме, так и в КГГА висит много объявлений о психологической помощи тем, кто «остро переживает последние события». Люди, с которыми я общался, за ней не обращались.
Утром на стенде «Правого сектора» напротив КГГА вижу пистолет. Судя по демонстративности и особенно небрежному отношению — это муляж.
Оружие действительно есть
С первого дня я замечал пистолеты под бронежилетами у отдельных людей. Но трудно было сказать, боевые ли они. Рассказы об автоматах Калашникова до последнего воспринимал, как страшилки вроде черного " Майбаха" или Одноногого Тихаря.
Выспавшись, по непрямому знакомству обращаюсь в одну из сотен, стоящих в КГГА. Опять честно говорю, что я репортер и хочу дежурить ночью с охраной.
«Ну, у нас ребята с автоматами дежурят, — говорит о моей просьбе сотник. — Есть у нас такие, что любят с оружием поиграть, а все равно это ничего не дает, воруют, как и воровали».
«Я не претендую на автомат...».
Меня проводят в КГГА. Я действительно вижу автоматы. За ночь насчитал шесть разных людей с Калашниковыми.
Двое, с кем я стою, вызывают полное доверие. Вспоминается фраза «вежливые люди». Это единственная дисциплинированная сотня, которую я видел.
Один из охранников с «калашом» — спокойный парень с Донбасса, псевдо «Донцов». Он пол-ночи разговаривает по мобильному со своей девушкой, в другое время пробую его порасспрашивать. Донцов ясно выражает мысли и трезво мыслит. Называет себя анархистом-националистом. Говорит, что сначала сам организовывал ребят в сожженном магазине у баррикады на Грушевского, а потом примкнул к этой сотне и перебрался в КГГА.
Я ночую в КГГА после дня, когда убили Александра Музычка и задержали нескольких активистов «Правого сектора» в Полтаве. По всему Майдану уже висят портреты Саши Белого с черной лентой, но я не слышал, чтобы из него особенно делали героя.
«Если «Правый сектор» с ментами стреляться начнет, вообще весело будет, — говорит «Донцов». — Мы покамест храним нейтралитет. Но если это будет невозможно, нам, конечно, интереснее в ментов стрелять, чем в «Правый сектор».
Я все думаю, не о «Донцове» ли рассказывал легенды «Бизон» из Украинского дома.
Другого охранника с автоматом ребята в КГГА очевидно очень любят и называют «дядя Толик». Это человек в возрасте — возможно, старейший во всей КГГА, где живут на 90% молодые ребята. «Дядя Толик» еще спокойнее «Донцова». Молчаливый.
Возле КГГА кучкуется группа людей. Ссорятся между собой. Иногда на повышенных тонах. Есть пьяные, но меньше, чем в каком-то общежитии или у меня на районе вечером. Проблема в том, что у одного из пьяных — «калаш». Вспоминаю историю, как седьмой этаж дрался с восьмым: поссорились за то, «кто больше сделал для революции».
Много бахвальства. Полный охранник рассказывает писклявым голосом бородатому двухметровом чуваку:
«Ты Че Гевару знаешь ведь? Такой, с бородой».
«Э-э- э. А! Ну да!»
«Знаешь, кто это? Мой родной брат. Это он меня сюда вызвал».
В ожидании «зачистки»
В час тридцать ночи топот ног. Толпа парней с палками. На ходу застегивают бронежилеты. Среди них — двое с «калашами». Все ломятся в сторону баррикады возле ЦУМа. Через десять минут возвращаются.
«Опять показалось? — спрашивает писклявый полный охранник. — И так каждую ночь. Я сейчас скажу, шо дальше будет. Со стороны Майдана прибегут нам помогать». Он смеется.
Группа рассасывается: кто-то идет спать, кто-то в сторону Майдана искать приключений.
В два часа ночи мимо пробегают на выход двое подростков, лет пятнадцать- семнадцать. На ходу заправляют за пояса пистолеты.
«Не машите ими так!» — кричит подросткам «дядя Толик».
Спускается сотник одной из групп, живущих в КГГА. Жалуется, как трудно ему контролировать своих.
«Поэтому я и говорю, переезжать надо, — вздыхает „дядя Толик“. — А то 500 „титушек“ в одном доме».
Как потом скажет мне «Донцов», одна из причин охраны КГГА с автоматами — чтобы малолетние «Воины Нарнии» не грабили общий склад с продуктами. Потому что ребята вечно голодны.
Контингент в КГГА очень отличается от людей, которые живут в Украинском доме. Там все как-то цивилизованно. Здесь — более дико. Больше «обезбашенной» молодежи.
«Войнушки закончились, так они себя устраивают новые», — комментирует 50-летний мужчина из Кировограда. Это мой напарник, я уже как-то из гостя сам стал охранником и вроде проверяю бейджики, будучи сам без бейджика. Когда я спрашиваю, чего он сам здесь, говорит честно: «Да я просто работу ищу. Жить где-то надо».
Ночью я прохаживаюсь по этажам и заглядываю мимо дежурных, которые стоят на каждом углу и с подозрением меня осматривают. В Украинском доме было пусть бедно, зато чисто и аккуратно, здесь — поломанный гипсокартон стен, разбитая мебель, порезанные кожаные диваны.
Охранник извне, который спрашивал, с какого я этажа, приводит за шкирку какого-то человека. Апеллирует к «дяде Толику»: «Он ходит и слушает! Слушает, что мы говорим!»
Спускается сотник задержанного, свидетельствует, что тот свой.
Я вспоминаю, как ходил в туалет делать записи и не закрылся в кабинке. А если бы кто-то зашел? Вспоминаю, что у меня фотоаппарат под курткой, хотя я фоткал только артефакты, а не людей. Стараюсь держаться под защитой «дяди Толика» с автоматом.
Мимо пробегает парень с длинными черными волосами и огоньком в глазах. Показывает рукой на свой телефон: «В три часа ночи „Альфа“ штурмует. Зачистка. Полная. Серьезные люди звонили».
Вот эта полное зачистка и является архетипом в КГГА. Но в четыре утра дядю Васю снова меняет «Донцов», а в пять я не выдерживаю и иду спать. Потому что больше ничего не происходит. Заставляю себя хотя бы разуться, забираюсь между других бойцов и мгновенно «вырубаюсь».
—
Артем Чапай, опубликовано в издании Insider
Перевод: «Аргумент»
В тему:
Если вы заметили ошибку, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter.
Коментарі
Новини
- 08:00
- Ворог просунувся в Кураховому та трьох селах
- 20:00
- У вівторок в Україні буде сухо, вдень близько 0°
- 18:06
- Марина Данилюк-Ярмолаєва розповіла, навіщо Банкова знов витягла покидька Поворознюка
- 16:05
- Новини ТОП-шахрайства та VIP-корупції: Кабмін надав 23 млрд грн ДПСУ на закупівлю боєприпасів в обхід "Агенції оборонних закупівель". Ми на межі скандалу, - Згурець
- 14:02
- Заволодіння державною землею на Сумщині: САП завершила слідство у справі Сольського - типового "слуги народу"
- 13:39
- На річці Оскіл та на кордоні з рф на Харківщині досі не побудовані фортифікації. Росіяни переходять Оскіл і далі - Борова, Ізюм, Балаклія, - Безугла
- 13:23
- Тисяча книжок – майбутнім офіцерам НГУ
- 12:03
- Безпідставне затягування справи: Вища рада правосуддя відкрила дисциплінарну справу щодо корумпованої судді Октябрського райсуду Полтави Марини Материнко
- 10:01
- У Румунії на парламентських виборах перемагають демократичні сили
- 09:17
- Байден помилував свого сина Гантера, Трамп емоційно відреагував
Важливо
ЯК ВЕСТИ ПАРТИЗАНСЬКУ ВІЙНУ НА ТИМЧАСОВО ОКУПОВАНИХ ТЕРИТОРІЯХ
Міністерство оборони закликало громадян вести партизанську боротьбу і спалювати тилові колони забезпечення з продовольством і боєприпасами на тимчасово окупованих російськими військами територіях.
